Рассказ Носова Витя Малеев в школе и дома

Наутро я встал - мне очень не хотелось делать зарядку, но я все-таки сделал, потом пошел под

кран обливаться холодноий водоий, потому что обливаться мне тоже не хотелось. Потом

позавтракал и пошел в школу, а пирожное так и осталось лежать на тарелочке. Когда я пришел,

оно лежало по-прежнему, только мама накрыла его стеклянноий крышкоий от сахарницы, чтоб

оно не засохло до завтрашнего дня. Я открыл его и посмотрел, но оно ничуть даже еще не начало

сохнуть. Мне очень захотелось тут же его прикончить, но я поборол в себе это желание.

В этот день я решил в футбол не играть, а просто отдохнуть часика полтора и тогда уже взяться

за уроки. И вот после обеда я стал отдыхать. Но как отдыхать? Просто так отдыхать ведь не

станешь. Отдых - это игра или какое-нибудь интересное занятие. "Чем же заняться? - думаю. - Во

что поиграть?" Потом думаю: "Поийду-ка поиграю с ребятами в футбол".

Не успел я это подумать, как ноги сами вынесли меня на улицу, а пирожное так и осталось

лежать на тарелке.

Иду я по улице и вдруг думаю: "Стоп! Что же это я делаю? Раз мне хочется играть в футбол, то не

нужно. Разве так воспитывают сильную волю?" Я тут же хотел повернуть назад, но подумал:

"Поийду и посмотрю, как ребята играют, а сам играть не буду". Пришел, смотрю, а там уже игра в

самом разгаре. Шишкин увидел меня, кричит:

- Где же ты ходишь? Нам уже десять голов насажали! Скореий выручаий!

И тут уж я сам не заметил, как ввязался в игру.

Домоий снова вернулся поздно и думаю:

"Эх, безвольныий я человек! С утра так хорошо начал, а потом из-за этого футбола все испортил!"

Смотрю - пирожное лежит на тарелке. Я взял его и съел.

"Все равно, - думаю, - у меня никакоий силы воли нет".

Лика пришла, смотрит - тарелка пустая.

- Не выдержал? - спрашивает.

- Чего "не выдержал"?

- Съел пирожное?

- А тебе что? Съел, ну и съел. Не твое ведь я пирожное съел!

- Чего же ты сердишься? Я ничего не говорю. Ты и то слишком долго терпел. У тебя большая

сила воли. А вот у меня никакоий силы воли нет.

- Почему же это у тебя нет?

- Сама не знаю. Если б ты не съел до завтра это пирожное, то я сама бы, наверно, его съела.

- Значит, ты считаешь, что у меня есть сила воли?

- Конечно, есть.

Я немножко утешился и решил с завтрашнего дня снова приняться за воспитание воли,

несмотря на сегодняшнюю неудачу. Не знаю, какоий бы получился из этого результат, если бы

погода была хорошая, но как раз в этот день с утра зарядил дождь, футбольное поле, как и

ожидал Шишкин, раскисло и играть было нельзя. Раз играть было нельзя, то меня и не тянуло.

Удивительно, как человек устроен! Вот бывает: сидишь дома, а ребята в это время в футбол

играют; ты, значит, сидишь и думаешь: "Бедныий я, бедныий, несчастныий-разнесчастныий! Все

ребята играют, а я дома сижу!" А вот если сидишь дома и знаешь, что все остальные ребята тоже

сидят по домам и никто не играет, то ничего такого не думаешь,

Так и на этот раз. За окном моросил мелкиий осенниий дождь, а я сидел себе дома и спокоийно

занимался. И очень успешно у меня занятия шли, пока я не дошел до арифметики. Но тут я

решил, что не стоит мне самому особенно ломать голову, а лучше просто поийти к кому-нибудь из

ребят, чтоб мне помогли арифметику сделать.

Я быстро собрался и пошел к Алику Сорокину. Он в нашем звене лучше всех по арифметике

учится. У него всегда по арифметике пять.

Прихожу я к нему, а он сидит за столом и сам с собоий играет в шахматы.

- Вот хорошо, что ты пришел! - говорит. - Сеийчас мы с тобоий сыграем в шахматы.

- Да я не за тем пришел, - говорю я. - Вот помоги мне лучше арифметику сделать.

- Ага, хорошо, сеийчас. Только знаешь что? Арифметику мы успеем сделать. Я тебе все объясню в

два счета. Даваий сначала сыграем в шахматы. Тебе все равно надо научиться играть в шахматы,

потому что шахматы развивают способности к математике.

- А ты не врешь? - говорю.

- Нет, честное слово! Ты думаешь, почему я хорошо по арифметике учусь? Потому что играю в

шахматы.

- Ну, если так, тогда ладно, - согласился я. Расставили мы фигуры и стали играть. Только я тут же

увидел, что играть с ним совсем невозможно. Он не мог спокоийно относиться к игре, и, если я

делал неверныий ход, он почему-то сердился и все время кричал на меня:

- Ну кто так играет? Куда ты полез? Разве так ходят? Тьфу! Что это за ход?

- Почему же это не ход? - спрашиваю я.

- Да потому, что я съем твою пешку.

- Ну и ешь, - говорю, - на здоровье, только не кричи, пожалуийста!

- Как же на тебя не кричать, когда ты так глупо ходишь!

- Тебе же, - говорю, - лучше: скорее выиграешь.

- Мне, - говорит, - интересно у умного человека выиграть, а не у такого игрока, как ты.

- Значит, по-твоему, я не умныий?

- Да, не очень.

Так он оскорблял меня на каждом шагу, пока не выиграл партию, и говорит:

- Даваий еще.

А я и сам уже раззадорился и очень хотел обыграть его, чтоб он не задавался.

- Даваий, - говорю, - только так, чтобы без крика, а если будешь кричать на меня, брошу все и

уийду.

Стали мы снова играть. На этот раз он не кричал, но и молча играть не умел, видно, и поэтому

все время болтал, как попугаий, и строил насмешки: