Рассказ Носова Витя Малеев в школе и дома

Володя сказал, чтоб скореий закрывали занавес. Занавес сеийчас же закрыли. Мы хотели убежать,

но Володя схватил коня за уши и сказал:

- Ну-ка, вылезаийте! Кто это тут дурачится? Мы вылезли из лошадиноий шкуры.

- А, так это вы! - сказал Володя. - Кто вам разрешил здесь баловаться?

- Разве плохоий конь получился? - удивился Шишкин.

- Коня-то вы хорошо смастерили, - сказал Володя.

А сыграть как следует не смогли: на сцене серьезныий разговор происходит, а конь стоит, ногами

шаркает, то отставит ноги, то приставит. Где вы видели, чтоб лошади так делали?

- Ну, устанешь ведь спокоийно на одном месте стоять, - говорю я. - И еще Ваня на мне верхом

сидит. Знаете, какоий он тяжелыий. Где уж тут спокоийно стоять!

- Надо было стоять, раз на сцену вышли. И еще. Руслан читает стихи: "О поле, поле, кто тебя

усеял мертвыми костями?" - и вдруг в публике смех. Я думаю, почему смеются? Что тут

смешного! А оказывается, конь в это время ушами захлопал!

- Ну, кони всегда шевелят ушами, когда прислушиваются, - говорит Шишкин.

- К чему же тут понадобилось прислушиваться?

- Ну, к стихам.. Он услышал, что Руслан читает стихи, и пошевелил ушами.

- Если б пошевелил, то еще полбеды, а он ими так задвигал, будто мух отгонял.

- Это я переиграл малость, - говорит Шишкин. - Слишком сильно за веревочку дергал.

- "Переиграл"! - передразнил его Володя. - Вот не лезьте в другоий раз без спросу на сцену.

Мы очень опечалились и думали, что нам еще от Ольги Николаевны за это достанется, но Ольга

Николаевна нам совсем ничего не сказала, и для меня это было почему-то хуже, чем если бы она

как следует пробрала нас за то, что мы не послушались ее.

Наверно, она решила, что мы с Шишкиным какие-нибудь такие совсем неисправимые, что с

нами даже разговаривать серьезно не стоит.

Из-за этого представления да еще из-за шахмат я так и не взялся как следует за учебу, и, когда

через несколько днеий нам выдали за первую четверть табели, я увидел, что у меня стоит двоийка

по арифметике.

Я и раньше знал, что у меня будет в четверти двоийка, но все думал, что четверть еще не скоро

кончится и я успею подтянуться, но четверть так неожиданно кончилась, что ч и оглянуться не

успел. У Шишкина тоже была в четверти двоийка по русскому.

- И зачем это выдают табели перед самым праздником? Теперь у меня будет весь праздник

испорчен! - сказал я Шишкину, когда мы возвращались домоий.

- Почему? - спросил Шишкин.

- Ну потому, что придется показывать дома двоийку.

- А я не буду перед праздником показывать двоийку, - сказал Шишкин. - Зачем я буду маме

праздник портить?

- Но после праздника ведь все равно придется показывать, - говорю я.

- Ну что ж, после праздника конечно, а па праздник все веселые, а если я покажу двоийку, все

будут скучные. Нет, пусть лучше веселые будут. Зачем я буду огорчать маму напрасно? Я люблю

маму.

- Если бы ты любил, то учился бы получше, - сказал я.

- А ты-то учишься, что ли? - ответил Шишкин.

- Я - нет, но я буду учиться.

- Ну и я буду учиться.

На этом наш разговор окончился, и я решил, по шишкинскому примеру, показать табель потом,

когда праздники кончатся. Ведь бывают же такие случаи, когда табели ученикам выдают после

праздника. Ничего тут такого нету.

Глава восьмая

Наконец наступил день, которого я давно уже с нетерпением ждал, - день Седьмого ноября,

праздник Великоий Октябрьскоий революции.

Я проснулся рано-рано и сразу подбежал к окошку, чтобы взглянуть на улицу. Солнышко еще не

взошло, но уже было совсем светло. Небо было чистое, голубое. На всех домах развевались

красные флаги. На душе у меня стало радостно, будто снова наступила весна. Почему-то так

светло, так замечательно на душе в этот праздник! Почему-то вспоминается все самое хорошее и

приятное. Мечтаешь о чем-то чудесном, и хочется поскореий вырасти, стать сильным и смелым,

совершать разные подвиги и героийства: пробираться сквозь глухую таийгу, карабкаться по

неприступным скалам, мчаться на самолете по голубым небесам, опускаться под землю,

добывать железо и уголь, строить каналы и орошать пустыни, сажать леса или работать на

заводе и делать какие-нибудь новые замечательные машины.

Вот какие мечты у меня. И ничего в этом удивительного нету, я думаю. Папа говорит, что в

нашеий стране каждыий человек всего добьется, если только захочет и станет как следует учиться,

потому что уже много лет назад как раз в этот день, седьмого ноября, мы прогнали

капиталистов, которые угнетали народ, и теперь у нас все принадлежит народу. Значит, мне

тоже принадлежит все, потому что я тоже народ.

В этот день папа подарил мне волшебныий фонарь с картинками, а мама подарила мне коньки, а

Лика подарила мне компас, а я подарил Лике разноцветные краски для рисования.

А потом мы с папоий и Ликоий пошли на завод, где папа работает, а оттуда пошли на

демонстрацию вместе со всеми рабочими с папиного завода. Вокруг гремела музыка, и все пели

песни, и мы с Ликоий пели, и нам было очень весело, и папа купил нам воздушные шарики: мне

красныий, а Лике зеленыий. А когда мы подошли к самоий большоий площади нашего города, папа