Рассказ одного покойника. Консенсус. Свинья во фраке (сборник)

Вы меня, господа, извините за резкость тона, но я терпеть не могу, когда какой-нибудь господин берет на себя компетенцию Бога решать о том, кто здесь первый, кто последний. Прошу прощения, что-то высокий тон и философия пошли из меня раньше времени, не дав читателю ознакомиться со мной по порядку рассказа и мне предстать у вас в голове цельным образом, какой я есть или был, не знаю, как здесь сказать. Через них-то, через высокий тон и философию эту, ко мне и погибель пришла. Пусть бы он утонул в пучине вечности тот день, когда я с Богом поспорил! По глупости, конечно, все получилось, с вами спорить не стану, но ведь глупость-то тем и отличается от большого ума, что глупость сделать легко, да трудно потом исправить, а умное созидается трудно, да разрушается проще простого. Вот и выходит, что в основании умного лежит глупая простота, а в основании глупости – умная сложность…

– Ух, ты, что я тут такое загнул? Ей-богу, как-то само собой получилось. Это уж, извините, не мои мысли. Я так думаю, что через мою грешную голову чьи-то слова к вам полезли на поверхности белого света под чужим флагом поплавать. И чьи же это мысли, как вы считаете? Ну, конечно, моего автора – кроме него и бога, никто не знает о моем теперешнем существовании, а бог, разумеется, такую глупость не скажет, какими засижены книги современных авторов, как мухами потолок у нерадивой хозяйки.

Что такое мой автор, я вам сейчас объясню в двух словах. Потомство я на земле не оставил, чтобы себя в будущее продолжать и воспоминаний обо мне никто не напишет. Золовка, «змеиная головка», конечно, тоже за стол меня не посадит о себе мемуары писать, не то чтоб авторучки, гусиного пера в руки не даст – не велик Пушкин, и без пера в гробу полежишь. А потому, как смерть, пришла ко мне необходимость прибегнуть к помощи одного автора, который живет тут же, в нашем поселке, на 3-ей Мало-плановой улице. Автор нам, покойникам, вроде собрата приходится. Ему все не терпится за крышку гроба нос свой просунуть, душка нюхнуть запредельного, наверное, ему свежий воздух – отрава. А может быть, рай хочет, бедняга, найти, да вместо обители душ к нам, покойникам, его все время заносит? Так тоже в жизни бывает, вы мне не говорите, что нет. Только вот беда в том, что никто его не знает как автора, он и сам про себя недавно узнал, когда я встал в его голове как живой персонаж.

Плыву я в сознании автора, как айсберг по морю, – лишь на четверть он меня видит. Так что из-за его тугодумия я и четверти не сказал из того, что имел вам открыть. Так что извините, как говорится, за бедность речи. Где я вам в поселке умного автора найду? А далеко ходить, сами понимаете, у меня времени нет, и вряд ли умные писатели примут к себе в персонажи какого-то выскочку с того света. И всех чувств моих, что на душе накипели, он не смог вам передать из-за отсутствия мастерства профессионального автора. Но, может быть, я еще явлюсь к вам из могилы в качестве призрака какого-нибудь рассказать о загробной жизни покойников, когда он в писательском мастерстве немного поднатореет. Так что, если вы захотите еще что-нибудь о смерти узнать, то строго его не судите. А лучше помогите перо как следует наточить. Впрочем, если он будет настоящим писателем, то сам станет выдумывать персонажи из своей головы и меня, наверное, даже не вспомнит – застыдится, пожалуй, принять старого знакомого, который помог ему в люди выйти, так и просидишь всю вечность в приемных покоях рассудка-секретаря без доступа к сердцу. Эти слова, может быть, в книгу не попадут, – я отключал сознание автора, когда был вынужден упоминать о нем, о себе он писал, как во сне, зачарованным. Но когда в сознание войдет, может вычеркнуть эти строчки, чтобы скрыть своего соавтора. Такой уж подлый народ, эти авторы, – тут я с читателем стою на одной точке зрения.