Рассказ предка

Другие физики менее уверены, что законы и константы вообще свободны изменяться. Когда я был младше, для меня не было очевидно, почему пять раз по восемь должно было дать тот же результат, что и восемь раз по пять. Я принял это как один из тех фактов, которые утверждают взрослые. Лишь позже я стал понимать, возможно, благодаря наглядности прямоугольников, почему такие пары умножения не могут измениться независимо друг от друга. Мы понимаем, что длина и диаметр окружности весьма зависимы, иначе мы могли бы ощутить искушение постулировать множество возможных вселенных, каждую с различным значением числа ПИ.

Возможно, как доказывают некоторые физики, такие как Нобелевский лауреат, теоретик Стивен Вейнберг (Steven Weinberg), фундаментальные константы Вселенной, которые в настоящее время мы рассматриваем как независимые друг от друга, в некотором полном Великом Объединенном времени будут восприниматься как имеющие меньше степеней свободы, чем мы сейчас думаем. Возможно, есть только один способ для существования Вселенной. Это бы разрушило видимость антропного стечения обстоятельств.

Иные физики, включая сэра Мартина Риса (Martin Rees), астронома, настоящего президента Королевского общества, признают несомненное стечение обстоятельств, требующее объяснения, и объясняют это, постулируя множество фактических вселенных, существующих параллельно, взаимно отрезанных друг от друга, каждая со своим собственным набором законов и констант. Очевидно, мы, размышляющие над такими вещами, должны находиться в одной из этих вселенных, чьи законы и константы допускают нашу эволюцию, какими бы редкими они ни были.

Физик-теоретик Ли Смолин (Lee Smolin) остроумно добавил "дарвинистский поворот", который уменьшает очевидное статистическое неправдоподобие нашего существования. В модели Смолина вселенные рождают дочерние вселенные, которые различаются по своим законам и константам. Дочерние вселенные рождаются в черных дырах, произведенных родительской вселенной, и они наследуют ее законы и константы, но с небольшой возможностью маленького случайного изменения – "мутации".

Те дочерние вселенные, которые имеют все для того, чтобы воспроизводиться (живут достаточно долго, чтобы создать черные дыры, например), являются, несомненно, вселенными, которые передают свои законы и константы своим дочерям. Звезды предшествуют черным дырам, которые в модели Смолина являются результатами рождений. Таким образом, вселенным, имеющим все для создания звезд, благоприятствует в этом космический дарвинизм.

Свойства вселенной, которая способна передавать их в будущее, являются теми же свойствами, которые попутно приводят к производству больших атомов, включая необходимые для жизни атомы углерода. Мало того, что мы живем во вселенной, которая способна к созданию жизни. Последовательные поколения вселенных прогрессивно эволюционируют, чтобы стать теми видами вселенных, которые, в виде побочного продукта, все более и более способны произвести жизнь.

Логика теории Смолина обращается к дарвинистскому (на самом деле чьему угодно) воображению, но что касается физики, я недостаточно квалифицирован, чтобы судить. Я не могу найти физика, который бы осудил эту теорию как заведомо ложную, самое плохое, что они могут о ней сказать -- это то, что она избыточна. Некоторые, как мы видели, мечтают об окончательной теории, в свете которой предполагаемая точная настройка Вселенной, так или иначе, обернется заблуждением. Ничто из того, что мы знаем, не исключает теорию Смолина, и он ставит ей в заслугу – что ученые ценят более высоко, чем многие непрофессионалы – проверяемость. Его книга – "Life of the Cosmos" ("Жизнь космоса"), и я рекомендую ее Вам. Но это было отступление о ретроспективном взгляде в прошлое по версии физика.

Версию биолога было легче отвергнуть, начиная с Дарвина, хотя тяжелее до него, и это будет темой нашего рассмотрения. У биологической эволюции нет никакой привилегированной родословной линии и никакой предначертанной цели. Эволюция достигла многих миллионов временных результатов (число выживших видов за время наблюдения), и нет никакой причины, кроме тщеславия – человеческого тщеславия, поскольку мы о нем говорим – чтобы назвать кого-то более привилегированным или наивысшим, чем любого другого.

Это не означает, что есть общий недостаток причин или рифм в эволюционной истории. Я верю, что сценарии повторяются.

Я также верю, хотя это более спорно сегодня, чем было когда-то, что есть смыслы, в которых эволюция, можно сказать, является направленной, прогрессивной и даже предсказуемой. Но эволюционный прогресс – решительно не одно и то же, что и прогресс в направлении человечества, и мы вынуждены жить со слабым и незавидным чувством предсказуемости.

Историк должен остерегаться сплетать повествование, которое даже в малейшей степени кажется нацеленным на кульминацию в человеке.