Рассказчица

– Вы не заслуживаете смерти, – жестко говорю я. – Во всяком случае, на ваших собственных условиях, раз не позволяли другим людям такой роскоши. Я надеюсь, вы умрете медленной, мучительной смертью. Нет, на самом деле, я надеюсь, что вы будете жить вечно, чтобы ваше прошлое грызло вас и сводило в гроб долго-долго.

Я перевожу ладью на другую сторону доски и занимаю позицию, которую больше не защищает конь Джозефа.

– Шах и мат, – говорю я, поднимаюсь и ухожу.

На улице я сажусь на велосипед и оглядываюсь. Джозеф стоит в дверях:

– Сейдж, прошу тебя, не надо…

– Сколько раз вы слышали эти слова, Джозеф? – спрашиваю я. – И сколько раз услышали их?

Только увидев Рокко за кофемашиной, я понимаю, как соскучилась по работе в «Хлебе нашем насущном».

– Мне лгут глаза? – говорит Рокко. – Смотри, что кот принес. / Пропавшую пекаршу.

Он выходит из-за прилавка, чтобы обнять меня, и, не спрашивая, начинает готовить мне латте с корицей и соевым молоком.

Народу больше, чем обычно, но, впрочем, в это время дня я, как правило, уже не здесь, а еду домой спать. У кассы стоят мамаши в спортивных костюмах, за столиками сидят молодые люди, яростно стучащие по клавишам ноутбуков, и кучка пожилых Красных Шапочек, которые едят один на всех шоколадный круассан. Это зрелище заставляет меня перевести взгляд на стену за прилавком – корзины полны отлично испеченных багетов, маслянистых бриошей, манных булок. Не вызвана ли эта возросшая популярность новым пекарем, который подменил меня?

Рокко, видимо, читает мои мысли, потому что кивает в сторону пластиковой вывески на стене у меня за спиной: «ДОМ ИИСУСОВА ХЛЕБА».

– К нам так и прут, / Но быть святым / Не значит быть голодным, – говорит он. – Молюсь я об одном, / Чтоб ты вернулась, / Иначе Мэри сдаст.

Обхохочешься.

– Я тоже по тебе скучаю, Рокко. Но где же все-таки наш благословенный босс?

– Где-то в святилище / Плачет, что чудо / Не послано Богом.

Переливаю свой латте в одноразовый стаканчик и, срезая путь, через кухню иду в святилище. На кухне безупречная чистота. Емкости с заквасками расставлены на полках аккуратнейшим образом, в соответствии с датами; мешки с разной мукой и зернами подписаны и стоят в алфавитном порядке. Деревянная столешница, на которой я формую хлеб, протерта; огромный миксер застыл в углу, как окаменевший дракон. Чем бы ни занимался тут Кларк, он делал все хорошо.

Это заставляет меня еще сильнее почувствовать себя неудачницей.

Я наивно полагала, будто без меня и моих рецептов «Хлеб наш насущный» – ничто. Теперь мне ясно, что это не так. Вероятно, он изменился, но в конечном счете без меня можно обойтись. Пекарня всегда была мечтой Мэри, а я только болталась рядом – сбоку припёка.

Поднимаюсь по Святой лестнице и нахожу Мэри стоящей на коленях посреди зарослей аконита. Она занята прополкой, на руках у нее резиновые перчатки длиной почти до локтей.

– Рада, что ты заглянула. Я думала о тебе. Как твоя голова? – Она смотрит на синяк, оставшийся после аварии, который я прикрыла челкой.

– Нормально, – отвечаю я. – Рокко говорит, Иисусов хлеб все еще кормит твой бизнес.

– Пятистопным ямбом, не иначе…

– И похоже, Кларк прекрасно справляется с выпечкой.

– Да, – без обиняков отвечает Мэри. – Но как я тебе сказала в тот вечер, он – не ты. – Она встает и крепко обнимает меня. – Ты уверена, что с тобой все в порядке?

– Физически – да. Эмоционально? Не знаю, – признаюсь я. – Тут случилась небольшая драма с моей бабушкой.

– О, Сейдж, как мне жаль… Я могу что-нибудь сделать?

Хотя мысль, что бывшая монахиня станет участвовать в истории с пережившей Холокост старушкой и бывшим нацистом, – как убойная строчка в анекдоте, именно это и привело меня сегодня в пекарню.

– На самом деле я затем и пришла.

– Для тебя – что угодно, – обещает Мэри. – Сегодня же начну молиться по четкам за твою бабушку.

– Ладно, ну то есть молись, если хочешь, но я хотела занять на часок твою кухню.

Мэри кладет руки мне на плечи:

– Сейдж, это твоя кухня.

Через несколько минут я уже разогреваю духовку, на талии завязан передник, руки по локти в муке. Я могла бы испечь это и дома, верно, но необходимые ингредиенты здесь, а иначе закваску приготовить – не один день понадобится.

Странно работать с таким маленьким количеством теста. Еще удивительнее – слышать какофонию звуков, доносящихся из кафе: время обеденное и там собираются люди. Я сную по кухне, петляю между шкафом, полками и кладовой. Рублю ножом горький шоколад, перемалываю корицу, добавляю щепотку ванили. В узелке теста проделываю небольшое углубление и оформляю края в виде короны. Оставляю тесто подходить, а сама тем временем, вместо того чтобы прятаться в задней комнате, иду в кафе помогать Рокко. Я работаю за кассой, болтаю с покупателями о жаре и «Ред сокс», о том, как красив Вестербрук летом, и при этом даже не пытаюсь прикрыть лицо волосами. А про себя изумляюсь: как всем этим людям удается жить, будто они не сидят на бочке с порохом; будто они не знают, что стоит отдернуть штору обыденной жизни, и за ней обнаружится какой-нибудь кошмар?