Рассказчица

– Во второй раз, – говорит мне Алекс, когда мы с ним лежим рядом, удовлетворив свою любовную страсть, – это была проститутка, она остановилась в переулке подтянуть чулки. Было легче, по крайней мере я так сказал себе, иначе пришлось бы признать, что в прошлый раз я совершил ошибку. Третьим стал мужчина – мой первый, банкир, закрывавший свою контору в конце дня. Потом была светская дама, плакавшая на балконе гостиницы. А после этого я перестал замечать, кто они. Значение имело только то, что они оказались там и в тот момент, когда были нужны мне. – Александр закрыл глаза. – Оказывается, чем чаще повторяешь одно и то же действие – не важно, насколько предосудительное, – тем легче найти ему оправдание у себя в голове.

Я повернулась в кольце из его рук.

– Откуда мне знать, что в один прекрасный день ты не убьешь меня?

Алекс взглянул мне в глаза, помолчал и сказал:

– Ниоткуда.

Больше мы не разговаривали. Мы не знали, что каждое наше слово и симфонию наших тел слышал кто-то, стоявший снаружи. И пока Дамиан, а подслушивал нас именно он, крался в пещеру, чтобы схватить перепуганного Казимира, я восстала над Алексом, как феникс. Я чувствовала, как он двигается внутри меня, и думала не о смерти, а о воскресении.

Лео

Звонит мой мобильник. Я только что разложил подборку присланных Джиневрой фотографий на широкой гостиничной постели.

– Лео, – говорит моя мать, – ты мне вчера приснился.

– Правда? – спрашиваю я, прищуриваясь на фото Райнера Хартманна.

Джиневра взяла фотографию из эсэсовского личного дела, которое сейчас раскрыто на первой странице и приставлено к подушке – решительно неудобной, от которой у меня затекла шея. Я смотрю на эту страницу – личные данные и снимок в форме, и пытаюсь сравнить эту фотографию с той, что собираюсь показать Минке.

ХАРТМАНН РАЙНЕР

Вестфаленштрассе, 1818

33142 Бюрен-Вевельсбург

Дата рождения: 18.04.1920

Группа крови: АВ

На фотографии глаза видны нечетко, снимок какой-то зернистый. Но его обработанный вариант среди фотографий других предполагаемых преступников не так плох, как мне показалось сначала; просто оригинал был не очень.

– Я играла с твоим сыном на пляже. Он все говорил мне: «Бабушка, тебе нужно закопать ноги, иначе ничего не вырастет». Я решила, что он хочет поиграть. Хорошо. Я позволила ему засыпать мои ступни песком до лодыжек и полить их из ведерка водой. А потом угадай, что случилось?

– Что?

– Когда я стряхнула песок, у меня из подошв торчали тоненькие корешки.

Удастся ли Минке опознать его по такой плохой фотографии?

– Фантастика, – говорю я, думая о своем.

– Лео, ты меня не слушаешь.

– Слушаю. Ты видела сон обо мне, но меня там не было.

– В нем был твой сын.

– У меня нет сына…

– Обязательно нужно напоминать мне об этом? – Мать вздыхает. – Что, по-твоему, это означает?

– Что я не женат?

– Нет, сон. Корешки, растущие из подошв моих ступней.

– Не знаю, ма. Что ты листопадная?

– Всё у тебя шутки! – сердится она.

Я чувствую, что, если не уделю ей несколько минут, придется отбиваться по телефону и от сестры, которая будет распекать меня за то, что я расстроил маму. Я отодвигаю в сторону фотографии.

– Может, это оттого, что мой способ зарабатывать на жизнь так трудно понять и мне нужно научиться как-то забывать об этом в конце рабочего дня, – говорю я и понимаю, что это правда.

– Ты знаешь, я горжусь тобой, Лео. Тем, что ты делаешь.

– Спасибо.

– И ты знаешь, что я беспокоюсь о тебе.

– Поверь, ты даешь это понять достаточно ясно.

– И поэтому я думаю, тебе важно уделить немного времени самому себе.

Мне не нравится направление этого разговора.

– Я работаю.

– Ты в Нью-Гэмпшире.

Я хмурюсь: