Расскажу…

И вот как раз на этой «Грузии» мы снимались с Сашей Абдуловым. Придумывали очень много интересных ходов, сюжетов. И, надо сказать, у меня это была единственная с ним творческая работа. В работе Саша был достаточно жестким и очень требовательным и к себе и ко всем, всегда хотел все переделать и, конечно, ему хотелось быть всегда главным. Даже в одной сцене я ему так тихо сказала: «Саша, Саша, мадам Вонг – я. Давай мы все-таки тут закончим сцену моей репликой, как бы я должна тебе что-то приказывать». Он посмотрел очень серьезно и говорит: «Да-да, наверное, ты права, да-да-да, надо». Но в то же время он очень гордо, очень, как бы сказать, независимо провел свою роль. Роль, которая вроде бы – и помощник и не помощник, и друг и не друг. Все там – действительно тайна мадам Вонг, и какие там взаимоотношения – понять совершенно невозможно.

Потом вся наша команда поехала в Гонконг на съемки, но мне там делать было абсолютно нечего, поэтому меня не взяли. И вот наконец остается один из самых последних кадров, когда в бухте взрывают мою «Калидонию». Я должна бежать, быть в лодке и издалека смотреть, как она вдруг неожиданно взрывается со всем золотом, со всем богатством.

В этот день был небольшой шторм, два с половиной балла, в принципе, совсем немного, но ощутимо, особенно если ты в лодке, ее качает – и довольно сильно, причем в открытом море, не у берега. Так вот, мы должны были снимать эту сцену, и должен был грести один моряк, такой мощный, сильный – моя правая рука. Но в этот день уже никого из моряков, простите, с южнокорейской внешностью не было. Мы снимали-то не в Алма-Ате. А из Алма-Аты приехали на эту съемку один бухгалтер (главный бухгалтер студии) и один редактор, которые должны были проверять, что у нас происходит и как идет съемочный процесс. И вот, эти двое, по велению режиссера, с нами на этой «моей» «Калидонии».

Была, естественно, целая команда каскадеров, которые подготовили, как в море все взрывается и море горит. Это же надо было снять. Бочки с чем-то, все было раскидано – и все это надо зажечь. А мы должны были быстро отплывать. Я смотрю на предполагаемого «моряка», которого мне дают. Режиссер что-то пошушукался с одним и со вторым, одного вроде как отмел, другого в таком костюмчике черненьком, в галстучке, белой рубашечке, одели во что-то такое типа морской формы, в общем, как-то сделали из него моряка. Но самое главное другое – погода портится, сейчас будет дождь, давайте срочно снимать, времени нет – как всегда в кино, – суматоха, кошмар. Я стою наверху и подхожу все-таки к Степе и говорю: «Степа, а вы все проверили? Когда это все загорится, как мы успеем отплыть?» – «Ну что ж ты такая трусиха! – сказал он мне. – Тут же работают профессионалы». Я говорю: «Ну это же море. “Мотор”, – и он должен зажигать. Мы успеем?» – «Не бойся, успеем». Я на всякий случай мужу и ребятам-морякам говорю: «Ребят, режиссер режиссером, но мне “жить хочется”, давайте вот эту вторую веревочку подтянем, если что, тяните». Пучинян только хитро улыбается: «Все будет нормально!»

Я смотрю на моего худенького партнера, бухгалтера с казахской киностудии, и тихо его спрашиваю: «Вы грести умеете?» – спускаясь уже по трапу вниз, нет чтобы пораньше спросить, тоже у меня с мозгами не в порядке… Он отвечает: «Да так, не очень». Вот эта формулировка меня как-то насторожила и не очень вдохновила, но уже все – выхода нет. Там меня уже встречают в этой шлюпке. Я плюхаюсь, усаживаюсь. Все, камера наверху. Все красиво. «Видно меня?!» – «Видно! Все хорошо!» Я кричу: «Главное, не отпускайте веревку!» Пучинян говорит: «Да что за глупости! Какая веревка?! Все! Мотор! Начинаем! Мотор! Зажигай!»

И вдруг, знаете, как по мановению волшебной палочки, – бочка одна загорается, от нее какой-то шнур по морю. Полный квадрат горит мгновенно. А мы в эпицентре этого квадрата. И Степа кричит: «Мотор! Греби!» – и дальше называет по имени этого человека. Этот человек начинает одной стороной весла, второй стороной, что-то плюхает-плюхает… А тут еще шторм, нас то вверх, то вниз! Он справиться не может, лодка в этот момент переворачивается, и я со всем своим париком, ресницами, кимоно, чувствую, падаю вниз, и истерически кричу: «Володя! Тяни!» Веревка начинает тянуть шлюпку, я руками уцепляюсь за нее! А теперь главная задача, как бы весь этот кошмар погасить. Ну тут уже кричит Пучинян, нам кидают сверху лестницу и тут же уже впрыгивает моряк, который хватает меня под белы рученьки и бухгалтера, и я уже на этой лестнице, на веревочной, уже карабкаюсь. Чувствую, там уже меня сверху руки знакомые, родные вытягивают – и я на палубе.

Ну, не буду вам рассказывать все, что я высказала Степе, всей съемочной группе и вообще всей ситуации, потому что съемка эта была действительно испорчена и отменена. Как вы сами понимаете, парик уже был «в нуле», вид мокрой курицы, а не мадам Вонг – победительницы, конечно, ничего не вышло. Ждем следующего дня.