Расскажу…

Кто-то очень мудрый говорил, что до сорока Бог делает твое лицо таким, каким он сотворил, а после сорока твое лицо уже такое, какое ты заслужил за свою жизнь. Эту мудрую фразу произнес у меня на юбилее через киноэкран изумительный режиссер, талантливейший, интереснейший человек Андрей Кончаловский. И сказав эту фразу, он сделал мне самый большой комплимент, сказав о том, что слава Богу, я в свои годы заслужила ну, может быть, кто-то говорит – красивое, кто-то – доброе лицо, но хотя бы оно мое, которое можно узнать, хотя я все равно в зеркале вижу, как я меняюсь, и уже той прежней Ирочки – наивной, влюбленной в жизнь, мечтающей, ждущей все время чуда из-за поворота, все время подгоняющей жизнь, – нет, и я это знаю. Уже другое лицо смотрит на меня из зеркала, но все-таки оно – мое, я, по большому счету, могу себя узнать, и многие люди все равно меня еще узнают.

Почему такая короткая жизнь? От чего зависит? Конечно, от интенсивности, от судьбы. Начинаешь прикасаться к этой теме, естественно, идешь в религию, ищешь там ответ, многие с полным упоением и с открытым сердцем верят в то, что мы тут временно, для того, чтобы переселиться туда. Завидую этим людям, их убежденности, их вере. Завидую очень многим фильмам американским. Их много. Вы их знаете, вы их видели. И якобы все-таки есть ощущение того, что тут только начало – есть продолжение. Но никто этого не знает. И я не открою никакую истину, ничего не скажу нового, каждый об этом задумывается по-своему и в свой период жизни. Если бы я рассказывала вам что-либо из своей жизни эдак лет двадцать назад, я бы на эту тему вообще бы не разговаривала. Плохо это или хорошо – не знаю. Но тем не менее – это факт.

* * *

Я вам так много рассказывала про моих родителей, рассказывала про родных, близких, совсем почти ничего не рассказывала про свою личную жизнь и объяснила, почему. Но есть еще часть моей тоже личной жизни, но она уже была наполовину общественная. Одно создание, которое возникло в моей жизни очень неожиданно.

Рассказывала я про Андрея Никольского, про нашу удивительную творческую жизнь с ним, про его невероятный, для меня открывшийся талант человеческий. И вот однажды он мне звонит и говорит: «Всю жизнь мечтал, чтобы у меня была такса – моя самая любимая собака. И вот взял наконец – девочку! Чем ее кормить? Что с ней делать?» Я говорю: «Надо молоко. Сколько ей?» – «Почти месяц. Она только от мамки». – «Ей молоко нужно, туда сливки, и в молоко обязательно яйцо». Он: «Я все понял, сейчас что-нибудь соображу». Все. И вешает трубку. Утром звонок: «Я еду! Я не спал всю ночь! Я больше не могу, я везу ее тебе! Потом ее заберу».

Приезжает и вносит на ладошке такую крошку, маленькую, черненькую, до того смешную, ну до того прелестную. Я ее тут же беру, она ко мне прижалась – и все, и она уже моя. И вот началась другая совершенно жизнь. Я не могла ее оставить, потому что она крошечная, а тут ходит мой котяра, мой Маркиз большой. Естественно, я стала их знакомить, я стала их «дружить», я стала объяснять ему, что она маленькая, а она к нему лезла, естественно, причем она в основном подбиралась сзади к нему, прямо к животу, доставляя ему массу неприятностей и хлопот.

Первые четыре месяца я почти из дома не выходила, я отменяла какие-то работы, я всюду ее таскала. Я сразу же купила специальную сумку, в которой она у меня лежала.

Тут уж я сказала Андрею так: «Или забирай сразу, или больше не отдам никогда!» Андрей даже обиделся. Его сын, Гриша, сказал: «Я хочу обратно собаку! Я хочу обратно собаку!» А я: «Она уже ко мне привыкает, она маленькая, с ней надо сидеть! Как вы там будете?» – «Нет-нет, давайте так: значит, допустим, она у тебя неделю поживет, а потом у нас неделю поживет!» Я говорю: «Так нельзя с собакой!» Короче, они скрепя сердце согласились: «Ну ладно, пусть будет твоя». Гриша говорит: «Но дашь иногда поиграть, Ирочка, дашь?» Я говорю: «Конечно, дам».

Она практически все время была со мной. В театр я ее приносила, уже весь театр ее знал. Она была как талисман. Я с ней приходила на спектакли до последних дней. Она входила в мою гримерную – у нее там свое место, своя мисочка, – ее там все знали, это был ее дом. Знаете, конечно, я вам не могу сказать, что я принадлежу к такой породе людей сентиментальных, которые имеют много кошек, много собак и занимаются только ими, и вообще разводят какие-то приюты… Я этим не занимаюсь. И в моей жизни у меня была одна собака в детстве – Майка, Майечка – замечательная собака, скотч-терьер, которую для меня взяли родители, потому что я заканчивала класс отлично, на все пятерки, и очень просила собаку. Она у нас жила почти десять лет. Потом я вышла замуж – и собак больше не было. А вот эта собака, что называется, от рождения до последней минуты своей жизни, она была со мной. Кроме недели, когда она потерялась. Об этом знала, мне кажется, вся страна. И все, кто меня видел, всегда спрашивали: «А вот, помните, вы тогда искали собаку? Вы ее нашли?» Можете себе представить, ее не было семь дней. И я ее нашла.

* * *