Расскажу…

Ночью я, конечно, не сплю и вдруг слышу – мне звонок. Снимаю трубку. Это она. «Хочешь мамушка?» Дальше что-то она мне по-венгерски говорит, и я понимаю ее заговорщицкий тон. Никого нет. Врачей нет. И она хочет меня бесплатно потихоньку соединить с Москвой. Конечно, она слышала в трубке, подключая коммутатор, как я плакала. Вот так началась наша с ней дружба. Ее звали Ирэнка. А я – Ирина. Когда мне плохо было – я все время этой Ирэнке.

А через несколько дней приезжает Аня и говорит: «Ирина, как хочешь, но надо один съемочный день сделать. Иначе меня просто убьют. Я фильм оттягиваю-оттягиваю. Уже всех персонажей сняли. Я говорю: «Я готова». Что вы думаете, если я смогла прилететь, ну что я, не снимусь? Текст я весь знала, уже подготовилась. Меня обратно в корсет, на костыли – и на съемочную площадку.

Вот уж поистине наша профессия замечательна! Вышла я на съемочную площадку, с кокошником, во всех этих прекрасных золотых косах, в каком-то сарафане расшитом, в гриме, с накладными ресницами, и мы начали играть сцену. И что вы думаете! Я еще стала пританцовывать! На правой ноге, которая была здоровее, а левая висела. Пританцовываю, диалог веду, кокетничаю, в общем – Елена Прекрасная.

Мы снялись в главной сцене, которая была Ане нужна, чтобы потом дальше что-то продолжать, и я вернулась в больницу. Лечилась я там долго. Поднялась, начала ходить, уже не на костылях, а с палочкой. И вот наконец смогла выйти и пройти по коридору, а коридор длинный-длинный – из моего корпуса в главный. Первое, что я сделала, как только почувствовала, что могу ходить с палкой, – поползла туда. Потому что мне хотелось увидеть Ирэнку, а она была там.

Я кое-как дошла, вечер уже, и вижу – стеклянная будочка. Там настольная лампочка, стол, и спиной сидит такая большая полная черноволосая женщина, мелким бесом завитая, и курит, рука, ногти длинные, и дым, дым, поэтому у нее такой низкий хриплый голос. Я так тихо-тихо подхожу и свою «морду» в стекло – бум, стою, на нее смотрю и улыбаюсь. Она не поняла, подняла глаза, а потом: «А! Ирина!» И я увидела вот это чудо. Эту Ирэнку. Эту венгерскую очаровательную, полную (мне тогда казалось, потому я сама была длинная, сухая) женщину. Которая по ночам на протяжении полутора месяцев без конца меня соединяла с Москвой.

Я думаю, через столько лет могу это написать, но наверняка, если бы тогда там кто-нибудь узнал, ее бы за это взгрели. Это был невероятный акт доброты, человечности и понимания.

Конечно, позже я просила тех, кто летел из Москвы, передать то, чем можно было порадовать. Хохлому, всякие разные сувениры, икру, водку. Всю эту ерунду, которую можно прислать, чтобы хоть каким-то образом отблагодарить за сердечность, за невероятное тепло, которое шло от этих людей. И от Ирэнки, и от врачей, которые меня поднимали. И от всех, кто там был, потому что все знали, что я из Советского Союза, что я актриса, что я очень больна, что я там снимаюсь, продолжаю работать, и все знают, как это больно.

Когда ходить я еще не могла, меня возили на улицу на коляске – на какие-то процедуры. А на улице зима. И вот, представляете, я в пижаме, в халате, во всем этом больничном облике, а поверх него – моя роскошная норковая шуба за пять с половиной тысяч, которая куплена в долг. И я сидела в этой коляске и думала: «Елки-палки, все на меня смотрят». Потому что в Венгрии одевались очень красиво, но в принципе скромно. Нельзя сказать, что каждый второй ходил в норковой шубе в советские социалистические времена. Это элитарная одежда, вечерняя одежда. Ну уж не больничная – точно.

«Господи, а как я буду это все отдавать?! Один фильм закрылся, на второй, который мне предлагали в Москве, взяли другую актрису. В Венгрии я не знаю, что заработаю, потому что лежу тут в больнице. Конечно, я должна буду все это отдать! Дай бог, чтобы у меня “дебет с кредитом” сошелся, потому что меня лечат тут в первоклассной клинике. Мне моего хилого гонорара просто не хватит за этот телевизионный фильм, не такой уж и большой. И сижу я здесь в этой норковой шубе и не знаю, как мне из всего этого дела вырулить. И зачем я ее купила? Какая странная жизнь. Как она мгновенно поворачивается то одной стороной, то другой. Как она бьет по затылку. Только что, совсем недавно, я ехала встречать старый Новый год вся расфуфыренная, роскошная, совершенно не думая о том, что может со мной произойти. С радужными мыслями – три фильма, все в порядке. Все хорошо и вообще все идет как нельзя лучше. Ан нет. Дома стоит разбитый автомобиль, еще была проблема, куда его убрать, чтобы он не сгнил на улице после этой аварии. Сесть за руль? Я даже представить себе это не могу, потому что нога вообще – не моя. Делать мне эту операцию или не делать? И где? Здесь, в Венгрии, или в Москве? А какая я буду после операции? И как вообще быть?»