Расскажу…

Сидит она, сидят мои коллеги, мои партнеры, мои друзья. Леня Губанов, который мой Вершинин, с которым мы обнимались на сцене, и я рыдала, расставаясь с ним, потому что Маша, которую я играла, безумно его любила. Миша Зимин, с которым я играла во «Вдовце». Юрочка Леонидов, который играл Соленого. В общем – все, правда, не было ни директора, ни Ефремова.

Ну и вот они должны были меня, что называется, разбирать. Все сидят, глаза вниз, с очень серьезными лицами. И начинает Ангелина Иосифовна – сразу же никакая не Ариша – на «вы». Говорит о дисциплине Художественного театра и дальше – огромный монолог о том, что я, которая играет все главные роли, у которой столько наград, которая для молодежи должна являться примером, так себя «по-звездному», наплевательски веду. Я чувствую, что краснею, бледнею, слезы льются. Сижу и не знаю, что мне делать.

Дальше, значит: «Что ты скажешь в свое оправдание?» Мне было так горько-страшно! Не помню, что именно я сказала. Кажется, только одну фразу: «Без нашего театра я просто не смогу жить, простите меня». И замолчала.

«Ну! – говорит Ангелина Иосифовна. – Значит, так, строгий выговор!» На что Леня: «Ну может, без строгого? Давайте просто “выговор”». – «Ну хорошо, выговор с занесением в личное дело». То ли Зимин, то ли Леонидов: «Ну нет! Ира все поняла! Давайте выговор без занесения в личное дело. Кто “за”?» Тут же все подняли руки, и Ангелина Иосифовна в том числе.

Я сижу, кто-то сует мне платок: «Хватит плакать, а то с сердцем будет плохо!» А потом: «Значит так, теперь рассказывай, что такое Мексика?» Совершенно с другой интонацией, все сразу совершенно по-другому. Я говорю: «У меня украли чемодан. Все подарки сперли. И вообще я ненавижу Нью-Йорк, потому что там воруют!» А потом стала рассказывать о Мексике. Так все и закончилось. Я уже даже не помню, где висел этот выговор, но, поскольку меня все любили, я думаю, отдел кадров повесил часа на два, а потом его сняли.

Я вернулась домой, смотрю на камень шаманский и говорю: «Это ты во всем виноват. Я тебя боюсь». Думаю, если выкинуть, то я оскверню, не дай бог, эту реликвию. Надевать больше ни за что не надену. Куда ж мне его спрятать? А в углу у меня зеркало старинное с ящичками, в один из этих ящичков и положила. Потом через какое-то время узнала телефоны музея Латинской Америки. Еду в этот музей в машине, везу этот камень. И не поверите – один раз у меня было ощущение, что я вот-вот разобьюсь. Просто чудом успела затормозить, и другая машина затормозила. Потом никак не могу найти этот адрес. Тут дорога перекопана, дальше тупик. В конце концов нашла, подъезжаю к этому музею – огромное табло: «Санитарный день».

Значит, камень не хочет от меня уходить. Еду обратно и думаю: «Так, на себе носить не буду, это точно». Дальше я осенила его крестом, не поверите, облила святой водой и положила опять в угол. Он лежит у меня по сегодняшний день. Я его стараюсь не вынимать, не трогать, потому что я потом с кем только ни советовалась, все говорили: «Отдашь, а вдруг он тебе будет мстить. Носить не носи. Пусть как реликвия лежит».

Вот такая у меня история с этим камнем. Может, он ничего плохого мне и не хотел, а племена майя тем более, может, это вообще сувенир как наша матрешка, не знаю. А в моих воспоминаниях и рассказах осталась фантастическая страна, которую я увидела благодаря прелестной женщине, которая дала нам свой самолет и устроила нам такую интереснейшую поездку, за которую, правда, я потом получила гору страданий и переживаний. Но тем не менее как-то на весах все это уравновесилось.

* * *

Все задумываются о смысле жизни смолоду, читая великие книги, играя прекрасные пьесы, оправдывая свои поступки или ругая себя в душе за что-то. У меня совсем недавно было очень грустное и поразившее меня событие – умер Игорь Васильев, замечательный артист, изумительный, благороднейший, красивейший человек, мой партнер, одно время мой близкий и дорогой мне очень человек. Как люди расстаются, неизвестно. Это внутренняя, наверное, их тайна или какое-то таинство свыше. Очень правильно, если люди умеют, расставшись, сохранить добрые, порядочные, искренние человеческие отношения, доверительные, уважительные, где нет места ненависти, каким-то корыстным счетам, нет предъявлений каких-то требований за прошлое, если люди могут сохранить, по большому счету, какую-то человеческую родственность. Потому что, будучи в какой-то период близкими людьми, они, расставаясь, все равно должны сохранять друг к другу тепло и уважение, как мне кажется. Тем более, оставаясь работать в одном театре.

Удивительно красивые взаимоотношения сохранялись до последних дней и у меня с этим человеком, с его женой, которую я видела много-много раз, он прожил с ней много лет, любил ее. И когда я услышала в телефонной трубке от моего друга и прекрасного режиссера Коли Скорика: «Разве ты ничего не знаешь? Игорь умер» – мне стало нехорошо, настолько это было неожиданно, настолько шокирующе, просто удар.