Рассказы

— Не сердись, Юхан Пютсип. Ведь у тебя земля гуляла много лет. Вот ты сам увидишь, какой богатырский хлеб родится на этой земле. А если уж тебе так не хочется быть с нами вместе, то считай эту землю от бывшей дороги попрежнему за собой. Мы засеем ее завтра, а осенью можешь снимать хлеб, если хочешь. Мы ничего не возьмем за это. Но, может быть, ты все-таки войдешь в нашу семью? Ведь ты сам думаешь об этом. И ты не пожалеешь, Юхан Пютсип, ей-богу! А сейчас говори прямо: пахать дальше или нет?

Ну что ты будешь делать с такими чертями?

Они стояли около своих тракторов, веселые и огромные, и ждали. И трудно было бы сказать, кто сильнее: они или их тракторы, — такие они были богатыри!

Я посмотрел на свою старуху. Она молчала. Но я видел, какими глазами она смотрела на это море перевернутой земли, на эти две тяжелые машины и на молодцов около них.

Я сказал:

— Ладно, пашите дальше.

И тогда эти два быка кинулись ко мне и стали бросать меня кверху и кричать «ура». Такие сумасшедшие, черти!..

Ну что вам еще рассказать? Вы видели сады? Это наши сады. Они скоро сойдутся в один большой сад от старого дома Уйта до моего. А пчелы теперь вынесены в сторону от сада.

Меня называют заведующим садами и пчельником, и я получаю осенью двойную плату. Мне выстроили новый амбар. Старый амбар оказался маленьким для этой платы.

У меня целая куча помощников. У меня даже школа есть для них. Я сам учу их в этой школе. Мне пришлось вспоминать всю русскую грамоту, которую я раньше немного знал, и пришлось купить много русских и эстонских книг по садоводству и пчеловодству и читать их, потому что в школе нужно те знания, которые ты взял от жизни, подкреплять законами, которые наука вывела в течение многих человеческих жизней.

И я рассказываю в этой школе своим помощникам по-русски и по-эстонски, как надо ухаживать за деревьями и за пчелами. Я рассказываю им, что выгоднее колода или рамочный улей. Я объясняю им, почему дикая яблоня легче выносит прививку, и почему на севере груши мельче, чем на юге, и почему корни вишни так любят плодить десятки новых молодых вишен. Я читаю им настоящие лекции, как профессор. Я сам очень много узнал из книг за эти годы.

Иногда ко мне приходят самые маленькие ребята из деревни. Они приходят парами, окружают меня и дают мне подарок. Они не называют меня заведующим, а просто дедушкой. И я веду их к пчельнику и сажаю на траву. Я говорю им, чтобы они сидели спокойно, потому что пчела не трогает сидящих смирно.

И они садятся на траву в два ряда, а я иду к пчелам. Я никогда не надеваю сетки и редко беру в руки дымарь. Пчелы меня не трогают. Они знают меня. Я вырезаю самые свежие соты и несу их в тазу моим гостям. Я раздаю им соты и прошу, чтобы они потом вернули мне воск. Они сосут жидкий мед и спрашивают меня обо всем, что приходит в их детские головы.

Я отвечаю им как умею и шучу с ними, лежа в траве. Мне всегда весело с этими будущими хозяевами земли. Я сам молодею рядом с ними. А потом они отдают мне теплые жеваные комочки воска и идут к моей старухе смотреть гусей.

Вы не видали наших гусей? О! Это прямо гусиный завод! У моей старухи больше помощников, чем у меня, и все-таки они не справляются с тем пухом, и перьями, и салом, которые они получают от гусей.

Этим гусям тесно стало на прудах. Они просят, чтобы им выкопали целое озеро, черти!

Ну вот. Так мы и живем.

Что я могу еще сказать вам? Я бы хотел сказать еще очень много, но у меня для этого не найдется ни русских, ни эстонских слов.

Ведь я думал, что потерял свою семью и жизнь у меня пришла к концу. Но оттого, что я потерял одну маленькую семью, я нашел другую — такую огромную, какой нет ни у кого в мире. И жизнь у меня не пришла к концу, а только еще начинается.

Мне некогда думать о том, что мне шестьдесят лет. Разве может мне быть шестьдесят лет, когда жизнь еще только началась! Я так же молод, как и моя семья. Я не знаю, как велика моя семья. Я никогда не могу всех сосчитать.

Где-то соседний колхоз устроил свою жизнь хорошо, так наши хотят устроить еще лучше. Они говорят мне: «Здравствуй, отец», — те, которые работают в поле.

А те, которые учатся в нашей десятилетке, говорят мне: «Здравствуй, дедушка».

Я могу зайти в любой дом, и меня встретят как самого близкого человека, потому что каждый человек в этом доме так же близок для меня.

Где теперь тот молодой, славный парень, у которого глаза смотрели в разные стороны и так хорошо и далеко видели? Пусть он теперь придет к своим ульям. Я вырежу ему самые свежие, самые полные соты. Я дам ему самые хорошие яблоки и груши из нашего сада. Почему он не пришел ко мне через три года? Или он лег рядом с моим Эдуардом?

Мои внучата, которым я не знаю счета, поставили мне радиоприемник. И после этого мир, в котором я чувствую себя хозяином, стал еще шире, и еще роднее, и понятнее для меня.

Недавно я слушал речь из Москвы. Эту речь говорил человек, у которого имя такое же простое и сильное, как его речь. Он говорил медленно и просто, чтобы я понял каждую его мысль.