Рассказы

— Не стоит стесняться нас, практикующих мастеров боевых искусств, — сказал Санширо. — Мы повидали многое.

«Заткнись», — мысленно взвыла Цубаки.

Она не хотела слушать все это.

После некоторой паузы Аяме склонила голову и тихо произнесла:

— Я была машиной удовольствий. Но после Войны одного дня наш бордель разгромили, и мы разбежались кто куда. Я исходила всю страну… Теперь я здесь. Конечно, во мне время от времени просыпается программа, и я выделяю смазку… — Аяме не знала, куда деть глаза. — Но сейчас все нормально. Вроде держусь.

Санширо понимающе кивнул.

— Я привыкла здесь жить. Тут хороший город и хорошие люди, — прошептала Аяме. — Мы ведь победим?

— Все зависит от Цубаки, — сказал Санширо.

«Вот урод!»

Безысходность окутала ее, как затхлое одеяло.

Цубаки резко встала.

— Вы не должны умирать за меня! — отчаянно заявила она.

— Ого, — сказал Санширо.

— Я освобождаю тебя от клятвы, Санширо. А вы, Аяме–сан… — Цубаки опустилась перед ней на колени. Слова шли тяжело. — Простите, но вашу идзакаю сожгут… Не ждите этого, уходите скорее. Иначе сожгут и вас.

Аяме смотрела на нее и молчала, не зная, что сказать.

Цубаки еще никогда не было так стыдно.

Наконец гиноид мягко коснулась ее волос, как это делала когда‑то мать, и произнесла:

— Встаньте. Вы можете сбежать вместе со мной. И Санширо–сан пошел бы с нами.

— Ха! — отрезал Санширо. — Глупости!

Аяме испугалась.

— Почему?

— Долг надо исполнять, — убежденно сказал он.

— Да, — сказала Цубаки, поднимая на нее взгляд. — Я должна завтра пойти и сразиться с Ван Тао. А вы — уходите, чтобы не погибнуть вместе со мной.

— Но…

— Вы должны уйти! — закричала Цубаки.

Остатки слов повисли в воздухе, и воцарилось тяжелое молчание.

Никто не знал, что сказать дальше.

— Ладно, — сказал Санширо. — Не расстраивайся. Уйдем ночью, Аяме–сан.

Аяме поспешно кивнула. Цубаки молчала.

Санширо положил себе на колени приемник и включил кнопку.

— А пока — послушаем музыку, что ли.

Цубаки сидела в большой ржавой ванне и мыла голову. Ее охватило некое меланхоличное отчаяние. Она вспомнила случай из детства. Как‑то раз она притащила с прогулки котенка, маленького и пушистого. Мастер Шиппей позволил оставить его, только с одним условием: Цубаки сама будет убираться за ним.

«Конечно!» — опрометчиво заявила она.

Само собой, свое обещание она не сдержала. Ей бы за собой уследить, не что за котенком. Зверек нагадил в зале тренировок. Мастер Шиппей вызвал маленькую Цубаки к себе и приказал ей избавиться от любимца — раз уж не заботится, пусть хотя бы прогонит.

Цубаки плакала и на коленях умоляла мастера, заверяя, что в этот‑то раз она точно сдержит обещание. Хмурясь, Шиппей дал ей последний шанс. Сначала она убиралась за котенком… но вскоре ей это, конечно, надоело, и она перестала за ним следить.

Ничего не случится, — легкомысленно решила Цубаки.

Котенок снова нагадил.

Мастер понял, что она не сдержала обещание, и прогнал котенка сам.

«Он поступил правильно, — подумала Цубаки. — А слово надо держать. Всегда. Это и есть честь воина, честь мастера… даже якудза знают, что такое честь».

Она вздохнула.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Санширо с полотенцем, обмотанным вокруг металлических бедер. От него валил пар. Цубаки завизжала, прикрывая грудь. Санширо покачал головой. Присев на край ванны, он спокойным тоном сказал:

— Здесь нечего стесняться. Я робот. Роботы не испытывают физиологических желаний.

— А… а, — чуть успокоилась Цубаки, но руки от груди убирать не стала. — Ты еще не ушел?

— Нет. Надо поговорить.

— Ты больше не мой вассал.

— Знаю, — Санширо посмотрел на пузырьки пены. — Я знаю, о чем ты сейчас думаешь.

— И откуда?

— Я запоминаю малейшее движение мышц человека, все его мелкие жесты, незаметные даже для него самого, и на основе этого воспроизвожу его движения, — сказал он. — При этом составляется его психоматрица. Я могу уловить самую суть человека и поставить себя на его место. И я знаю твой образ мыслей, я знаю твой характер. Сейчас тебе очень трудно, — сказал он.

Цубаки молчала.

— Тебе хочется нарушить данное слово и сбежать, — безжалостно продолжил Санширо.

— Это не так! — вскинулась она.

— Тебе нет нужды умирать из‑за какой глупости. Ты ведь даже не знала этого Рю–о. Твой настоящий отец — твой мастер Шиппей. Ты погибнешь из‑за мимолетной детской мечты.

— Замолчи, — зло сказала она.

— И я знаю, о чем думает сейчас Ван Тао. Он ни капли не сомневается в своей победе. Для него этот бой — это небольшое развлечение, способ разогнать скуку, убив ребенка. Думаешь, Ван Тао хоть каплю рискует? Во время боя я заметил снайпера, который выцеливал меня с крыш. В любой момент он мог выстрелить в меня и уложить наповал, если б его хозяину хоть немного, но грозила опасность. Это не дело чести.

— Неважно, о чем думает Ван Тао, — остановила его Цубаки. — Главное, о чем думаю я. А я не хочу предавать себя.

— Понятно, — помолчав, безнадежно сказал Санширо.

Он встал и пошел прочь.

— Куда ты? — спросила Цубаки.

— Зайду к Аяме–сан, — сказал он. — У нее сейчас небольшие физиологические проблемы, и я их разрешу. Смазка у нее выделилась…