Рассказы

Я вошел в нежные фиолетовые сумерки бара, где тихо звенели стаканы и раздавался приглушенный шум голосов. В углу дребезжало пианино и женоподобный тенор выводил «Мой маленький ковбой» так же сокровенно, как бармен смешивает «Мики Финн»[16]. Понемногу я стал различать предметы. В баре сидело немало посетителей, но свободные места были. Неожиданно раздался чей-то громкий смех, и пианист выразил недовольство, пробежав пальцем по клавишам в стиле Эдди Дачина.

Мне удалось отыскать пустой столик у покрытой мягкой обивкой стены. Глаза привыкли к фиолетовому полумраку, и теперь я даже разглядел певца-ковбоя. Его волнистые рыжие волосы, вероятно, были выкрашены хной.

За соседним столиком сидела женщина тоже с рыжими волосами, разделенными посередине пробором и зачесанными назад. Огромные, черные, голодные глаза, не очень правильные черты лица и полное отсутствие косметики, за исключением пылающего, как неоновая вывеска, рта. Под пиджак со слишком широкими плечами она надела оранжевую блузку. Из робингудовской шляпы торчало черно-оранжевое перо. Женщина улыбнулась, показав маленькие острые зубы. Но я не улыбнулся в ответ.

Опустошив стакан, она постучала им по столу. Откуда-то выпорхнул официант в белоснежном пиджаке и замер передо мной.

— Виски с содовой! — рявкнула рыжая голосом, в котором слышались пьяные нотки.

Официант едва взглянул на нее и в ожидании уставился на меня.

— Бакарди с гренадином[17], — заказал я.

— Тебя стошнит от этой дряни, медведь.

Я даже не посмотрел в ее сторону.

— Значит, не хочешь играть, — слегка заплетающимся голосом заявила она. Я закурил и выпустил кольцо дыма в мягкий фиолетовый воздух. — Тогда вали отсюда! — дружелюбно добавила рыжая соседка. — Я могла бы подцепить с дюжину таких, как ты, обезьян на каждом перекрестке Голливудского бульвара. Там шатаются толпы безработных актеров и блондинок с рыбьими мордами, которые не откажутся опохмелиться.

— При чем тут Голливудский бульвар? — спросил я.

— При том — только мужик с Голливудского бульвара не ответит вежливо оскорбившей его девушке.

Сидящие за соседним столиком мужчина и женщина посмотрели в нашу сторону. Мужчина с симпатией улыбнулся мне.

— Это относится и к тебе, — заверила его любительница шотландского виски.

— Вы меня еще не оскорбили, — возразил он.

— Меня опередила природа, красавчик.

Вернулся официант с подносом. Сначала он дал мне бакарди. Рыжая громко возмутилась:

— О, эти официанты настоящие джентльмены. Они всегда пропускают даму вперед.

— Прошу прощения, мадам, — ледяным тоном извинился официант и поставил на ее столик бокал виски с содовой.

— Ничего страшного. Забеги как-нибудь, и я сделаю тебе маникюр, если раздобуду тяпку. Этот парень платит за меня.

Официант посмотрел на меня, получил деньги, отдал сдачу, оставив чаевые, и растворился между столиков.

Женщина пересела ко мне, не забыв захватить стакан с виски. Она поставила локти на стол и положила подбородок на ладони.

— Вот это транжира. Я и не знала, что таких рыцарей еще делают. Я тебе нравлюсь?

— Еще не понял, — ответил я. — Говори тише, а то тебя вышвырнут отсюда.

— Конечно! Пока я не начну бить зеркала, никто меня не трогает. Кроме того, я и их босс вот так, — она крепко сжала два пальца и рассмеялась, отхлебнув виски. — Где я тебя могла видеть?

— Да везде.

— А где ты меня видел?

— Тоже везде.

— Ага, — согласилась рыжая женщина. — Сейчас девушке трудно сохранить свою индивидуальность.

— Конечно, она так легко растворяется в бутылке, что потом днем с огнем не найдешь, — заметил я.

— Черта с два. Я могла бы назвать тебе с миллион людей, которые храпят с бутылкой под головой вместо подушки, и им приходится кое-что впрыскивать, чтобы они, проснувшись, не откинули копыта от белой горячки.

— Хм? — усомнился я. — Алкаши из кинобизнеса?

— Угу. Я работаю у парня, который колет их за десять баксов[18], а иногда берет двадцать пять или даже пятьдесят.

— Чудненький бизнес, — позавидовал я.

— Конечно, если только он не прерывается очень быстро. Думаешь, он длится долго?

— Чего бояться? Когда вас отсюда выставят, всегда можно переправиться куда-нибудь с Палм Спринг.

— Кто собирается кого и откуда выставлять?

— Не знаю, — ответил я. — О чем мы вообще говорили?

Привлекательностью эта рыжая девчонка не отличалась, но у нее были изгибы в нужных местах. И, кроме того, она работала у человека, который колол пьяниц.

Я облизнул губы.

В бар вошел рослый брюнет и остановился в дверях, ожидая, когда его глаза привыкнут к слабому свету. Затем он начал, не спеша, разглядывать посетителей. Наконец его взгляд наткнулся на нас, и он направился в нашу сторону.

— Ого! — воскликнула рыжая. — Смотри, вышибала. Ты ведь с ним справишься?

Я не ответил. Она гладила щеку бледной рукой и искоса поглядывала на меня. Пианист провел рукой по клавишам и завыл «Мы все еще можем мечтать, не так ли?»

Рослый мужчина остановился у нашего столика. У парня были черные блестящие волосы, холодные серые глаза, словно нарисованные карандашом брови, очаровательный рот и перебитый, но нормально сросшийся нос. Он спросил, почти не разжимая губ: