— Надо еще хозяйкиному куму за обкур отложить, — итого, четыре рубля; значит, не обедать-то придется дней десять — рассчитывал он, ощупывая в кармане свою покупку.
На другой день мундштук был показан товарищам, те одобрили.
— А все-таки твой дешевле! — заметил Пальчиков.
— Дороже будет! — отвечал Ягодин.
— Это когда еще будет…
— Скоро.
Ягодин уже переговорил накануне со своей хозяйкой, и та обещала уломать кума, бравого солдата-гвардейца, обкурить мундштук за полтинник.
— Табачищу этого он садит — страсть, — заметила она.
По возвращении на другой день из присутствия, Ягодин вручил полтинник и мундштук гвардейцу.
— Недели в три у нас углем сделается, — тотчас пообещал хозяйкин кум.
— Ты постарайся.
— Уж будьте без сумления.
Ягодин стал ожидать. Потянулись томительные дни. Хорошо, что Пальчиков, истратившись на мундштук, не приобретал себе обновок, а то бы совсем беда. Ягодин голодал и так.
Наконец, через три недели и два дня (Ягодин считал даже часы) хозяйкин кум принес мундштук. Красный атлас футляра был порядком позасален, но зато сам мундштук сделался из молочного темно-коричневым.
Ягодин был на седьмом небе…
Он с нетерпением ждал утра другого дня, когда он будет торжествовать победу над Пальчиковым. Всю ночь ему не спалось…
— Я ему форсу-то поубавлю, — думал он, ворочаясь на жестком, как камень, тюфяке.
Наконец, наступило утро.
Он пришел на службу и вынул мундштук.
Товарищи заахали.
— Вот это мундштук, так мундштук! — авторитетно заявил Анисим Петрович.
Ягодин торжествовал.
— А, ну-ка, брось! — произнес Пальчиков. Ягодин самоуверенно бросил. Мундштук разлетелся вдребезги.
— Не совсем обкурился, — хладнокровно решил Анисим Петрович и отошел.
Ягодин со слезами на глазах бросился собирать осколки. Пальчиков, самодовольно улыбаясь, покуривал из своего янтарного мундштука.
Картина!
ПОВЫСИЛИ
Грустен и пасмурен пришел в один прекрасный день на службу канцелярский чиновник Виктор Дмитриевич Быков.
Без сна проведенная ночь положила свою печать на лицо молодого человека, и без того утомленное сидячею жизнью писца.
Не в оргии с товарищами буйно проведенная ночь сделала это.
К чести моего героя надо сказать, что он не пил, но был на дороге сделаться пьяницей: он был влюблен и влюблен несчастно.
Не в отсутствии взаимности состояло это несчастье, но в лице папеньки «предмета», отставного секретаря сиротского суда, колежского советника Акиндина Михайловича Грабастова. Сердце его юной дочки Софьи Акиндиновны давно уже трепетно билось о корсетик при виде Виктора Дмитриевича и, особенно, его цветных галстуков. Давно они уже передавали друг другу цыдулки на бумажках с изображением Амура, несущего в руках сердце, пронзенное стрелой, но отец был непреклонен.
Еще вчера сказал он Быкову, когда тот наконец решился в последний раз открыть ему свое сердце, пылающее любовью к его дочери:
— Ты, молокосос, эти мысли брось! Диво был бы хоть помощником столоначальника, а то мелкотравчатая канцелярия-пописуха и туда же — на секретарскую дочку, благородную, можно сказать, девицу, с немалыми приложениями, зеньки свои бесстыжие закидывает!..
Виктор Дмитриевич пробовал прослезиться!..
— Брось! — решительно повторил Акиндин Михайлович. — А то и в дом к себе не пущу, а придешь — ноги переломаю!
Так пали лучшие надежды!
Вот отчего произошла бессонная ночь моего героя…
Тихо уселся он на свое обычное место и машинально стал записывать в исходящий реестр подписанные накануне бумаги.
Окончив наконец эту работу и законвертовав всю почту, он принялся за переписку.
«Вследствие отношения вашего превосходительства, от 14-го января, за № 648, имею честь…» — начал выводить он.
Вдруг!.. Но это надо рассказать обстоятельнее.
— Господин Быков, — провозгласил вошедший в канцелярию начальнический курьер, — пожалуйте к его превосходительству.
Виктор Дмитриевич застегнул виц-мундир и с трепетом сердца отправился через коридор и приемную к двери кабинета начальника, несколько раз перед ней откашлялся и вошел…
— Вы уже давно служите, господин Быков, — ласково встретил его начальник, — и всегда были исполнительны… Помощник столоначальника Скворцов подал в отставку, и я нашел возможным назначить вас на его место. Скажите, чтобы заготовили ордер.
Виктор Дмитриевич был на седьмом небе. Он едва проговорил:
— Благодарю, ваше-ство! — и вышел из кабинета.
Не успел он выйти в коридор, как столкнулся с отцом своего «предмета». В коротких словах он передал ему свою радость.
— Молодец! Коли не врешь, — Соньку можешь считать за собою, — проговорил Акиндин Михайлович.
Не чувствуя под собою от радости ног, вошел Быков в канцелярию, передал секретарю приказание начальника об изготовлении ордера и уселся на свое место, размышляя о том, нельзя ли будет попросить пособия на свадьбу.
— Господин Быков! — раздался над ним чей-то резкий голос. Виктор Дмитриевич вскочил.
— Это что такое!? Спать непробудным сном в канцелярии!? Ночлежный дом, что ли, для вас здесь открыли?.. Я этого не потерплю! Пьянствуют по ночам, а сюда спать приходят!.. Извольте подать в отставку!