Наскоро отзавтракав, отправился я бродить. И, на беду свою, пошел нынче не в степь, а по хутору, дивясь сказочному его убранству. Обошел я хутор, заглянул в магазин, в гараж, в мастерские, встретил человека, что вез меня от станции. Потом в школу заглянул, в контору, ходил и ходил, любопытствуя. За околицей стояли фермы, я и там побывал, у скотины и у тех лошадей, которых в тепле и холе держали, для стран иных, где балуются кониной.
Я ходил и бродил, как всякий человек любопытный, что-то спрашивал, о чем-то говорил, не думая о худом.
Назавтра сидел я дома, когда объявилась гостья. Я видел ее и прежде, нашу хозяйку, моложавую женщину. Она ведала бельем и уборкой комнат, но прежде в разговоры не вступала. Нынче же она оказалась словоохотливой.
— Пишете? — спросила она, оглядывая бумаги и книги на моем столе.
— Пишу, — отозвался я.
— А про что вы пишете? Про нас?
— Про кого про вас? — не понял я.
— Ну, про наш совхоз.
— Нет, — ответил я. — Про совхоз не пишу.
Как, наверное, всякий начинающий литератор, про свои писания говорил я неохотно, стесняясь их. Но женщина была настойчивой.
— Так про что вы пишете? — не отставала она.
— Да так… Всякое… — мялся я, не зная, что ответить. — Для себя кое-какие записки. Читаю, выписываю.
— Но вы же в газете работаете?
— Нет, на заводе.
— Знаем, знаем, — понимающе протянула женщина. — Мы все знаем.
И тут меня осенило. На подоконнике, куда вывалил я содержимое своих карманов, среди прочего барахла лежала красная книжечка сотрудника областной газеты. Я кое-что пописывал для них, изредка. На эту книжечку и намекала женщина.
— Знаем, знаем… — говорила она. — Вы вчера целый день ходили, расспрашивали, теперь пишете про нас.
— Нет, — честно ответил я. — Не пишу я про вас и не собираюсь.
Женщина мне не поверила. Она прибирала в комнате, но все косилась на стол мой. С тем и ушла.
На следующий день, и опять с утра, объявился новый гость, теперь мужчина. Представился он внештатным сотрудником милиции, удостоверение показал, но зато и мои документы попросил. Он сел возле окна и листал мой паспорт, разглядывая его так и эдак, словно надеясь прочесть что-то иное, там не написанное. Полистал-полистал и спросил, доверительно так, по-свойски:
— Вы надолго к нам?
— Не знаю, — ответил я. — Думаю, на весь отпуск.
— Весь отпуск у нас? Зачем?
— Как зачем? Отдохнуть.
— Отдохнуть? — рассмеялся мой собеседник — У нас? Ну, даете… — и он снова смеялся, негромко, но искренне.
— Почему же у вас нельзя отдыхать? — недоумевал я. — Тихо, спокойно, снег. Прекрасный отдых.
— Ну, да… — он ни единому слову моему не верил. — В Крыму отдыхают, уверенно сказал он. — На Кавказе. Или в Москву можно поехать, там музеи, магазины. А у нас…
Паспорт он в конце концов вернул. Посидел еще недолго, поглядывая на стол, на бумаги. Посидел и ушел.
А после его ухода мне уже не работалось, как-то стало на душе нехорошо. И против такой беды одно лишь средство: на лыжи — да в степь. Так я и сделал. И весь день, дотемна, провел в чистом поле. Ушел далеко, бежал и бежал, лыжи легко несли. В степи было тихо и пустынно. Лишь единожды за день показалась вдали рыжая лиса и ушла.
В сумерках вернулся я домой, решив никому ничего не рассказывать. А наутро, позавтракав, сидел за столом и ждал. Не читалось мне и не писалось. Я сидел и ждал гостя. Чутко прислушивался к шагам на лестнице, к людскому говору и ждал, долго, но не напрасно. Гость объявился ближе к полудню. Был он молод, при галстуке, представился инструктором райкома.
— Ну, как? — спросил он почти с порога. — Как живем? — И, не дожидаясь ответа, обошел всю квартиру, оглядел ее комнаты. — Здесь, значит, учитель, а здесь — парторг, — точно отгадывал он. — А здесь — вы.
Он остановился передо мной, спокойный, доброжелательный, и глядел пристально. А я сидел, сидел и думал: «Зачем? Чего ему нужно? Кому я помешал?»
Поговорили. Разговор был общим, о жизни, о литературе, о всяких всякостях. Но и он, этот инструктор, как и прежние мои гости, все поглядывал на бумаги, лежащие на столе. Так хотелось ему в них заглянуть. И от любопытного этого взгляда невольно я заслонил свою работу: сдвинул листы и книгой их прикрыл.
А потом мне уже никуда не хотелось идти. Я сидел, курил.
Кончился табак. Магазин лежал за совхозной конторою. Я контору уже проходил, когда из дверей ее вышел мужчина в темном драповом пальто с каракулем. Мы встретились глазами лишь на мгновение. Я пошел дальше, но чуял на спине своей тяжелый, из-под набрякших век взгляд.
Пора было уезжать. Я оставил себе день на прощанье. С утра ушел на лыжах. День был славный, солнечный, снег отмяк, и уже не похрустывала, а вминалась снежная корочка. И возле черных будыльев коровяка оттаяли крошечные воронки.
Но вернулся я домой засветло, успел приготовить ужин, сходил за вином для прощания с товарищем моим и Витей-парторгом.
Товарищ пришел вовремя. А вот Виктора мы ждали-ждали и дождаться не могли. Не могли дождаться и ужинали без него. Виктор приехал поздно. Он с порога узрел наше застолье и одобрил:
— Правильно! Выпьем. Ну их всех…
— Где это ты?.. — засмеялся приятель мой.