Рассказы

   Утро едва занималось. Яркое солнце только что показалось на востоке и рассыпало свои золотые лучи по посеребренной легким морозцем земле и по соломенным крышам построек. Клим поднял глаза на голубое небо, в котором высоко плавали небольшие перистые облака, взглянул на покрытую инеем траву, на жерди загородки, на покрасневшие листочки крыжовника -- и ему вдруг стало так легко и весело, как давным-давно не бывало. "Вот и жданный день наступил, что-то бог даст сегодня!" -- улыбаясь, прошептал он и, бодро подняв голову, подвел свою лошаденку к сараю, лихо повернул ее на место и, крикнув "тпррру", закинул ей на шею повод и, отперев ворота сарая, стал вывозить из него телегу.

   С телегой Клим бился долго: она была полна мешками, и поэтому мужику вывести ее сразу как-то не удавалось. Насилу-то-насилу он направил ее на путь, повернув заднее колесо и потом ловко спиной и головой упершись в передок; от этого усилия телега, хотя нехотя и не спеша, но выползла из сарая.

   Только Клим натянул супонь, как по дороге загремели. Мужик обернулся и увидал, как, сидя на новой, хотя и немудрой, телеге, так же, как и у него, полно накладенной мешками, ехал его кум Селиван. Поравнявшись с Климом, Селиван придержал лошадь, высоко поднял картуз над головой и крикнул:

   -- Здорово, кум! На рынок, что ли?

   -- На рынок, на рынок!

   -- Справляйся проворней, вместе поедем.

   -- Сейчас! -- крикнул Клим и засуетился вокруг лошади.

   Он быстро подвязал повод, взвожжал, запер сарай, поспешно три раза перекрестился и, взявши лошадь за повод, дернул ее вперед.

   -- Готово? -- спросил Селиван.

   -- Готово, -- отвечал Клим и стал садиться на воз.

   -- Ну, едем, -- сказал Селиван.

   -- Трогай! -- молвил Клим. Лошади тронулись.

II

   Базар был всего в двух верстах от Горшешни, в большом и богатом селе Чередовом. Проехав небольшой огорок, возвышавшийся сейчас же за сараями, кумовья увидели село. Лошади их шли тихо, поэтому приятели могли и разговаривать меж собой, и разглядывать издали, каков-то нонче базар.

   Базар был, видимо, большой, несмотря на раннее утро. Со стороны его доносился уже глухой и протяжный шум, из которого всего яснее выделялись писк поросят, мычанье коров и телят, блеянье овец, выведенных для продажи на конную, расположенную как раз на выгоне при самом въезде в село. Целый лес оглобель, поднятых кверху, виднелся издали и этим доказывал, что народу съехалось на базар достаточно еще накануне.

   -- А базар, должно, здоровый нонче, -- оборачиваясь к куму, сказал Селиван.

   -- Небось, что не маленький, эна что народу-то наехало, -- молвил Клим.

   -- Торговцев-то ехало, ехало вчерась, кажись, никогда столько и не сбиралось.

   -- Торг будет, только бог дал бы на хлеб цены подороже.

   -- Может быть, и дороги будут... Ты что везешь продавать-то?

   -- Семя льняного мер двенадцать да куль овса.

   -- Двенадцать мер семя! -- удивился Селиван. -- Где ж ты его столько набрал-то?

   -- Уродилось, бог дал, -- восемнадцать мер наколотил, три меры на семена оставил, три на масло, а это вот продавать.

   -- Сколько же ты его сеял-то?

   -- Две меры.

   -- Хорошо! Выручишься ты нонче: цена ему нонче порядочная, я еще в воздвиженье по рублю с четвертью продавал, а теперь, гляди, дороже будет.

   -- Давай бог! Чем дороже, тем лучше, -- молвил Клим, -- хотя мало-мальски отряхнуться бы.

   -- Нонче отряхнешься: год просто на редкость.

   -- Год благодатный. Семя-то -- семя, а овса-то сколько вышло: четыре куля ономясь Власу Павлову свез -- на семена у него брал, -- да вот продать везу, да дома куля четыре осталось; думаю -- не уберегу ли на семена...

   -- Вот и слава богу! На семена своего убережешь -- всего дороже, -- прямо другой свет увидишь: и весной без заботы, и осенью есть что ждать, хоть и плохо уродится, а все твое; а то работаешь, работаешь, а барыши все кулак обирает.

   -- Верно! Я вот пятый год семена-то занимаю, так просто никакой пользы от работы-то не вижу. Ведь за одолжение-то что лупят? Хошь не хошь, а подай ему меру овса на куль да рубль денег; а он сплошь и рядом родится-то сам-друг, ну и останется за все труды солома да мякина.

   -- Что говорить, надо бы хуже да нельзя. Горе наше заставляет только с кулаками-то знаться, этим они и пользуются. Да ведь какие стервецы: дерут-то дерут с тебя, да еще надораживаются. Когда я с Михаилом Семеновым знался, какие дела бывали! Приедешь это к нему сольцы или деготьку взять, так он еще сразу и не почешется отпустить-то, а пошлет тебя воз соломы привезть либо мешков десять овса насыпать, -- а уж цену-то лупит, какую вздумается.

   -- Что уж говорить! Если бы привел бог не якшаться с ними, кажись, обеими руками перекрестился бы.

   -- Что ж, выручай больше денег, да и справляй все нужды -- и незачем будет ходить к ним.

   -- Сколько-то выручишь?

   -- А тебе много надобно-то?

   -- Да как сказать! рублей пятнадцать выручил бы -- обошелся: заплатил бы оброк, наступит, да купил бы рукавицы с валенками, да для харчей кой-чего, да на мельницу с маслобойней осталось бы, вот и обошлось бы дело.

   -- Пятнадцать рублей все выручишь, -- немного подумав, сказал Селиван.