Мы не разговаривали два дня, хотя в классе сидели друг за другом. Я злился на Орьку. Конечно, его похвалят в газете. И Алексей Николаевич похвалит. И учителя похвалят. Слава! Еще бы! Такую дорогую марку — и вдруг задаром, за просто так подарить государственной коллекции! А для чего тогда было мечтать о машинах, о велосипедах и фото?..
А потом пришло письмо из Москвы. Вернее, в конверте было не одно письмо, а целых три и еще специальный пакетик, в котором лежала «Розовая Гвиана».
Первое письмо, напечатанное синими буквами, было коротким.
«Дорогой товарищ Караков!
С уважением
Орька развернул второе письмо, на плотной блестящей бумаге. Он так торопился, что надорвал край листка. Перед нашими глазами зарябили ровные латинские буквы.
«Geehrter Herr Kirikoff», — прочитали мы и ничего не поняли, потому что в школе учили английский. На третьем листке оказался перевод.
«Уважаемый господин Кириков», — прочитал Орька и покраснел. — Ишь ты, господин! — сказал он. — Здорово придумали, черти!
«Уважаемый господин Кириков! Экспертная комиссия Международного почтового союза в составе г.г. Зеефельда, Хартвица и Блюма 28 апреля с. г. подвергла экспертизе найденную Вами марку, о чем был составлен специальный акт».
— Ого! — сказал Орька. — Специальный! — и посмотрел на меня.
— Давай быстрей, не тяни, — сказал я.
«Как было установлено комиссией, это действительно „Розовая Гвиана“, как ее называют коллекционеры, но не подлинная, а талантливо подделанная знаменитым реставратором-филателистом Фурнье. Такие марки в филателистической практике называются „новоделами“».
Мы переглянулись. Орькина рука с письмом опустилась на стол. На его щеках медленно остывали красные пятна.
— Орька, это все? — спросил я.
— Нет… — сказал он. — Там еще что-то написано.
— Дай посмотреть.
— Подожди, я сам.
«Присланный Вами „новодел“ изготовлен, как было установлено, в двадцатые годы нашего столетия. Интересен тот факт, что коллекционерам мира не известно ни одной подделки „Розовой Гвианы“. Таким образом, Вы являетесь первооткрывателем этого „новодела“, который, хотя и не имеет исторической и коллекционной стоимости, указанной в каталогах, оценен Международной экспертной комиссией в 500 американских долларов».
Орька положил письмо на стол.
— Все? — спросил я.
— Все. Там дальше идут подписи, — сказал он.
— Что будем делать? Все-таки пятьсот долларов.
— Очень-то нам нужны эти американские доллары, — сказал Орька.
— А фотоаппараты? — сказал я.
Орька посмотрел на меня так, что я сразу понял, какой я дурак.
— Идем к Алексею Николаевичу, — сказал он.
Наша республиканская газета напечатала заметку о «Розовой Гвиане». Заметка называлась «Необычайная находка». В ней в двадцати строчках рассказывалось обо всем, что я здесь написал, и еще о том, что ученик шестого класса второй средней школы Орион Кириков подарил марку городскому краеведческому музею.
Орька купил сразу десять газет и из всех вырезал эту заметку. Одну из них он подарил мне.
УРОК ИСТОРИИ
В классе об этом по-настоящему никто не знает. Только я знаю все по порядку. Я с Борькой за одной партой сижу, а Борька в то воскресенье ходил в лес за дикой хурмой. Самая крупная хурма растет у Волчьих Ворот, за пемзовым рудником. Знаете, что такое дикая хурма? Не знаете? Ну, тогда и не объяснишь. В общем, немного похоже на грушевое повидло пополам с вареньем из облепихи.
В понедельник Борька принес в школу полные карманы хурмы и эту самую штуку. Меня-то в лес тетка не отпустила, заставила колоть дрова и убирать мусор во дворе. Она всю жизнь так: то двор подметай, то огород копай, то картошку чисти, то еще что-нибудь выдумает. Если с утра не успеешь сбежать, значит, все пропало.