Читаем Рассказы полностью

Ее рука, теплая и нежная, тихо гладила его затылок, матерински-ласково шершавя волосы.

- Мне сейчас так хорошо, как никогда не было,- сказал Леонид Сергеевич, лежа головой на мягких коленях молодой женщины и глядя широко раскрытыми глазами вверх.- Мое воображение видит сейчас столько прекрасных и тонких вещей...

Но вдруг холодный пот выступил у него на лбу. Он вздрогнул.

У него судорогой свело палец. Он вскочил.

- Что с вами? - спросила тревожно Раиса Петровна.

- Нет, кажется, ничего,- сказал Леонид Сергеевич, успокоившись. И он принял опять прежнее положение.

- Я рада тому, что увидела в вас сейчас тот образ, который оставался во мне в нашу первую встречу,- сказала Раиса Петровна.

- Говорите, говорите,- сказал Леонид Сергеевич,- я так люблю ваш голос... Ведь ничего не случится? Правда? - сказал он, с надеждой всматриваясь в глаза Раисы Петровны.

- А что может случиться? - спросила она его в свою очередь.

- Нет, ничего, все хорошо... Я вспомнил голос своей няни, под который я засыпал в детстве. И ваш голос похож на него... Что может быть лучше этого голоса? Может быть, потому, что с ним связано начало, наше вступление в этот мир, когда мы жили только правдой, когда мы были еще неотделившейся частью этого мира,- говорил Леонид Сергеевич, лежа с закрытыми глазами.

Раиса Петровна чуть наклонилась взад и вперед, точно тихонько укачивала его, как будто ей хотелось, чтобы он уснул на ее коленях. Леонид Сергеевич продолжал говорить, потом вдруг глаза его открылись и с усилием смотрели в потолок, в них мелькнул какой-то страх, как будто он на секунду сознал, что ему нужно вскочить и что-то сделать. Но через минуту отяжелевшие веки опять закрылись.

Голос прекратился. Раиса Петровна с минуту подождала, потом осторожно спустила ногу с дивана, положила его голову на подушку и несколько времени смотрела на него, как смотрит мать на уснувшего ребенка.

Леонид Сергеевич уснул.

Она опять села на диван, тихонько гладила его руку и лицо, ничего не подозревая, ни о чем не догадываясь, так как он был еще теплый.

ТРИНАДЦАТЬ БРЁВЕН

Мужики деревни Свиной Рог имели луга за рекой и всю жизнь мучились во время покоса: все сено приходилось перевозить на двух-трех лодках. И для поездки в город приходилось делать крюк в три версты на мост в соседней деревне.

Прошел слух, что совет идет навстречу: дает материалов и даже денег на постройку.

Мужики не поверили. Но факт подтвердился.

- Не все их ругать, а приходится и похвалить,- говорили мужики.

- Как же не похвалить, чудак человек: ведь если бы, скажем, это большой проезд был, для всей округи, ну тогда государство должно уж позаботиться. А то для одной деревни и то, пожалуйте, мост готов. Вроде подарка. А то ведь измучились.

- Измучаешься, кажное лето по охапке из-за реки сено таскать. Больше его рассоришь, чем перевезешь.

- Нет, ведь это что: мало того, что бесплатно лесу отпустили, а еще плотников оплатить хотят.

- Какие ж плотники, мы сами же и делать будем.

- Вот та-то и штука-то. Выходит, что и мост получим,- с неба свалился,- и еще подработаем на нем.

В ближайшее воскресенье возили доски из леса всей деревней. Вышло как раз поровну: каждому пришлось съездить по одному разу.

Остались незахваченными только тринадцать бревен для свай.

В понедельник сразу же приступили к работе. Одни тесали на берегу бревна, другие строгали доски, чтобы уж мост был, как игрушечка.

- Любо смотреть,- говорил кто-нибудь, проходя мимо.

- Как начальство хорошее, так и работать любо,- отвечали мужики.

- В начальстве все дело.

- А как же. Спокон веку на лодках сено таскали, никто не заботился. А теперь поглядели, видят, что мужичкам неспособно так, нате вам материалу, нате вам денег,- говорили мужики, стуча топорами.

- Кабы начальство везде было хорошее, тут бы делов натворили! - страсть! Ведь вот мост-то через неделю уже готов будет.

- Взялись здорово,- сказал черный мужик в длинной рубахе.- Кирюха, подождал бы сваи-то ставить,- прибавил он, обращаясь к шустрому мужичку, который, сняв только портки и замочив рубаху до пояса, лазил в воде, принимая бревна, которые спихивали к нему с берега.

- Чего ждать-то? - спрашивал Кирюха, поправляя мокрой рукой наехавший на глаза картуз.

- Чего... что ж, у тебя свай-то только ведь до половины реки хватит, пущай остальные тринадцать бревен привезут, тогда и ставь заодно все подряд.

- Ни черта, покамест их привезут, а у меня уж полмоста будет готово.

- Да как же насчет этих тринадцати-то? - спрашивал кто-нибудь.- Надо бы привезти их.

- Вот воскресенье придет, тогда всей деревней и поедем.

- Да что же там всей деревней делать. Там подвод шесть надо, не больше. Шесть человек отрядить, вот и все.

- А что, за них плата какая-нибудь будет?

- Платы никакой, потому что все израсходовали прошлый раз. Да уж кажется и совестно плату спрашивать: и так для себя же возили, и нам же за провоз заплатили. Дальше иттить некуда. Что ж, тринадцать штук не можем бесплатно для себя привезти?

- Это конечно. Что говорить.

- Ну, вот и поезжай,- крикнул Кирюха из воды.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза