Читаем Рассказы полностью

- Все под метелку надо было,- сказал высокий.- Мы живем теперь - горя мало, к нам старух не напихаешь,- некуда. Вот сейчас с горки спустимся, потом на изволок поднимемся, тут наши места пойдут. Есть на что посмотреть. У нас прямо, как только объявили, так и пошло... Господи, что только было!.. Экономии все большие были, заводы при двух были, как повезли все!.. Ну, прямо комари лесные. Кто железную трубу с фабрики тащит, кто стол, кто полмашины уволок. Завод один целую неделю ломали.

- Неделю?! А богатство какое было... Это вы, значит, спервоначалу хватились? - спросил мужичок в платочке.

- Прямо с самого началу. А уж потом где ж, тут комиссаров наставили, свои молодые в начальство выскочили. Ежели бы момент пропустили, ничем бы не попользовались и не хуже вашего на эту государственную собственность налетели бы. А тут, как гладко все,- пойди, устраивай,- заново строиться надо.

- Верно, это что там.

- У нас чуть до драк не доходило; молодые наши умники сначала кричали все: граждане, будьте сознательны, не уничтожайте своего собственного.

- Собственное только то, что в кармане...- отозвался угрюмо третий, все время молчавший мужик.- Трубу уволок, продал, вот тогда она и в кармане.

- Да... мы тоже так-то смекали,- сказал высокий.- Лес помещичий как начали валить да на короткие чурки кромсать, управляющий нам и говорит: "Дураки, зачем же вы добро-то портите, ведь все равно теперь ваше". А дураки знают что делают: потом пришли отбирать это государственное, думали дом заново построить из этого лесу, а там вместо лесу только колчушки лежат,- стройся!

- Обмозговали.

- Иначе и нельзя. Ну, машины разобрали, за постройки взялись. Все по бревнышку.

- Обстроились? - жадно спросил сидевший в санях и даже отвернул мешавший слушать воротник армяка.

- Опять же на дрова! Чудак человек!

- Они те обстроят,- сказал молчаливый мужик.

- Сунулись было потом это государственное заводить, а у нас чисто,- сказал высокий мужик и вдруг закричал, показывая куда-то направо: - вон, вон, гляди!

Там, куда он указывал, виднелось ровное место, среди которого в нанесенных сугробах торчали обгоревшие столбы.

- Это наше. Мы работали. Вон посередке, где кирпич навален, тут дом был огромадный!.. Потом приезжали из центра; как, говорят, вам не совестно, мы бы, говорят, вам тут народный дом могли устроить, лекции читать, али, говорят, мастерские.

- А вы что же?

- Что ж,- говорим,- мы народ темный.

- Они устроят, а там с тебя меру картох,- сказал молчаливый.

- Это - первое дело. А вон в низочке столбы торчат,- это паровая мельница была. А поближе сюда сад был десятин пять.

- Скажи на милость, обзаведение какое было! - сказал мужичок, сидевший в санях.

- Страсть! Больше ста лет стояло, все обстраивалось.

- Долго ломали?

- Больше трех недель.

- Да... скорей и не справишься,- сказал мужичок в, платочке, посмотрев на широкое снежное пространство, бывшее под заводом, и покачав головой.

- Теперь-то многие схватились,- сказал опять высокий,- да уж поздно: дома стоят не тронуты, а к ним стража приставлена. Так ни с чем и остались. Только и есть, что по ночам таскают.

- Много не натаскаешь.

- Уж очень зло берет,- сказал мужичок в платочке,- стоят окаянные в два этажа, да с балконами с разными. И добро бы заняли чем-нибудь, на дело бы употребили, а то и этого нет: приезжают теперь по воскресеньям, осматривают. А бревна толстые в стенах!

- А что осматривают-то?

- А черт их знает. Подойдет к какому-нибудь стулу и смотрит, потом округ стола начнет ходить, тоже смотрит.

- Тут спичку надо...- сказал угрюмо молчаливый.

- Известное дело, спичку. Вон мишенские подпалили,- теперь бога благодарят, на этом месте огород развели. Нам старики еще спервоначалу говорили: "Ох, попадете вы под барщину!" Так оно и вышло. Лошадей было захватили с барского двора, обрадовались, а они подводами очередными замучили. Коров получили - их на мясо веди.

- Все в пользу государства?

- Все в пользу, пропади оно пропадом,- сказал мужичок в платочке и высморкался через грядку.

- Нет, мы хорошо обернули.- сказал высокий,- приехали еще один раз из самой Москвы и говорят: - Черти, оголтелые, что же вы, говорят, все разгромили и сами голые сидите? Есть, говорят, у вас соображение,- ведь самих себя грабите?

- Голые, да зато взять нечего,- сказал хромой.

- А как же... Вон, вон, опять наши места пошли! - закричал высокий мужик, ткнув кнутовищем куда-то налево.- Тут молочная прежде была, в Москву молоко отправляли, там - завод стеклянный был.

- Ничего чтой-то не видать,- сказал мужик в платочке, повернувшись всем туловищем в санях.

- Как нету ничего, так и не увидишь ничего,- сказал высокий.

- Богатое обзаведение было?

- Страсть.

- А завод большой был?

- Пять недель ломали.

ПОРЯДОК

Среди немногих пассажиров в вагоне ехал рабочий, который перед каждой станцией просил сидевшего с ним на одной лавке румяного студента посмотреть за вещами, а сам исчезал и после второго звонка опять появлялся, на ходу утирая ребром ладони рот.

- Это прямо сил никаких нет,- не берет, да и только,- сказал он.

- Что не берет? - спросил студент.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза