Читаем Рассказы полностью

- Не пьянею отчего-то. На каждой станции прикладываюсь, и хоть бы что... Вот наказал бог!

- А разве хорошо, когда пьяный?

- Какой там - хорошо, когда все нутро выворачивает.

- А зачем же нужно-то?

- Да домой еду,- ответил рабочий.- Вот шесть гривен как не бывало, а у меня в голове даже не шумит. Что ни рюмка - то гривенник. Теперь уж бутылку начать придется, вот еще рубь двадцать.

- Рад, что ли, что домой едешь? - спросил опять студент.

- Какой там - рад... жена больная лежит, а тут корову покупать надо, денег нету. А ведь у нас народ какой... ежели ты, скажем, человек работящий, хороший и все такое, а домой приехал трезвый, тихо, спокойно, со станции пришел пешочком, то тебе грош цена, никакого уважения, и смотреть на тебя никто не хочет. А ежели ты нализался до положения, гостинцев кому нужно и кому не нужно привез, да сам на извозчике приехал, тебе - почет и всякое уважение.

- За что ж тут почет-то? - спросил студент.

- А вот спроси!.. Потому что темнота. Что глупей этого: денег и так мало, жена больная, а тут извольте пить да потом песни орать во все горло, как по деревне поедешь, да сквернословить. Хорошо это или нет? Человек я тихий, водки не люблю, безобразия тоже никакого не выношу, а что сделаешь?.. Все потому, что темнота окаянная.

- Что ж сделаешь - порядок,- сказал мужичок в новеньких лапотках, сидевший напротив.

Поезд остановился у станции. Рабочий высунулся в окно и посмотрел на платформу. Из вагона вылезали двое рабочих, оба пьяные. Один поддерживал другого. Они тащили волоком свои мешки по платформе и горланили песни.

- Вишь, вон,- сказал рабочий, кивнув в их сторону,- кому везет... Они, может, и выпили-то всего на грош с половиной, а шуму - не оберешься, от всех почтение: коли" пьяны, значит, хорошо заработали. А тут вот два целковых ухлопаешь, а толку нет.

- А может, напускают на себя? - сказал мужичок.

- Черт их знает! Может, и это. И отчего не берет, скажи, пожалуйста? сказал опять рабочий, пожав плечами.- Уж без закуски пью, а все ничего толку. Только жгет нутро, пропади она пропадом, а больше ничего. Мать честная, скоро слезать!..- прибавил он.- Намедни приехал трезвый, и пошли разговоры... К жене потом кумушки ее приходили и все расспрашивали, ай меня с работы прогнали, ай я не люблю ее и бросать хочу. И чего только ни наплели...

- Это, конечно,- сказал мужичок в лапотках,- всякому будет думаться: домой с работы человек приехал и трезвый - что-нибудь не так. Поди объясняй потом, а на тебя все будут посматривать да про себя думать. Порядок не нами заведен не нами и кончится.

- Может, для компании, старина, со мной выпьешь, а то одному уж очень противно, ей-богу. Главное дело, еще утро, добрые люди только на работу поднимаются, а тут изволь...

- Это можно,- сказал мужичок.- Я с молодых лет тоже плоховат на вино был, но с годами втянулся, теперь - ничего.

И он, запрокинув бороду вверх, стал, моргая и глядя в потолок, пить из горлышка.

Рабочий смотрел на него, как смотрит врач, давший больному микстуру.

- Ну, что? - спросил он, принимая бутылку.

Мужичок погладил живот и сказал:

- Взяло...

- Поди ж ты... На кого, значит, как... А у меня только и толку, что потом всего наизнанку выворачивает. Доктора говорили мне у нас в больнице, что катар у меня, и ни капли мне пить нельзя.

- Здоровому человеку, конечно, ничего,- сказал старичок,- а вот больному тяжко.

- Прямо мука-мученская,- сказал рабочий, покачав головой и посмотрев на бутылку, которую он все держал в руках.- Вот сейчас до самого дома травиться буду. Ведь дохну прямо. Этак еще раза три домой съездил - и готов. А как приеду, значит, первое дело - родню поить. Самому беспременно пьяным надо быть. Потом пойдем по всем кумовьям, там надо пить тоже как следует.

- Как же можно, на смерть обидишь,- сказал старичок и сам уже попросил: Дай-ка еще глоточек, мне уж немножко осталось, сейчас дойдет.

Рабочий сначала сам, запрокинув голову, отпил несколько глотков, потом, утерев с отвращением рот, передал бутылку старичку.

Старичок пил, а он продолжал:

- И откуда эта темнота окаянная? Скажи, пожалуйста, от попов и от религии отреклись, от этих порядков никак не отмотаешься. Вот сейчас меня, к примеру, взять: заработал деньжонок, домой бы приехал, по хозяйству бы справил что-нибудь, корову, глядишь, купил бы, а вот чертовщины всякой везу. Одной колбасы полпуда! Ведь это с ума сойтить надо! Да водки этой, пропади она пропадом, сколько. А сам драный хожу. Ой, мать честная, уж приехали? Что пил, что не пил... Ах, провалиться тебе, даже в голове ни чуточки не замутилось! Тьфу!

- Нет, я, кажись, слава богу, дошел, - сказал мужичок, - и на чужой счет и немного выпил, а вышло в препорцию.

Они собрали свои мешки и, когда поезд остановился, пошли выходить. Студент подошел к окну и стал смотреть на платформу.

Вдруг он увидел, что рабочий, поддерживаемый мужичком, шел, шатаясь по платформе, волоча мешок по земле, размахивая свободной рукой и пьяным голосом орал песни. Потом закричал:

Перейти на страницу:

Похожие книги

Плаха
Плаха

Самый верный путь к творческому бессмертию – это писать sub specie mortis – с точки зрения смерти, или, что в данном случае одно и то же, с точки зрения вечности. Именно с этой позиции пишет свою прозу Чингиз Айтматов, классик русской и киргизской литературы, лауреат самых престижных премий, хотя последнее обстоятельство в глазах читателя современного, сформировавшегося уже на руинах некогда великой империи, не является столь уж важным. Но несомненно важным оказалось другое: айтматовские притчи, в которых миф переплетен с реальностью, а национальные, исторические и культурные пласты перемешаны, – приобрели сегодня новое трагическое звучание, стали еще более пронзительными. Потому что пропасть, о которой предупреждал Айтматов несколько десятилетий назад, – теперь у нас под ногами. В том числе и об этом – роман Ч. Айтматова «Плаха» (1986).«Ослепительная волчица Акбара и ее волк Ташчайнар, редкостной чистоты души Бостон, достойный воспоминаний о героях древнегреческих трагедии, и его антипод Базарбай, мятущийся Авдий, принявший крестные муки, и жертвенный младенец Кенджеш, охотники за наркотическим травяным зельем и благословенные певцы… – все предстали взору писателя и нашему взору в атмосфере высоких температур подлинного чувства».А. Золотов

Чингиз Айтматов , Чингиз Торекулович Айтматов

Проза / Советская классическая проза