- Нет.
- О, посмотрите непременно. Я его восемь раз видел. Совершенно гениально. Вот уже несколько месяцев пытаюсь затащить на него Фрэнклина. Он безнадежно покачал головой. - Ну и вкус у него... Во время войны мы вместе работали в одном ужасном месте, и этот человек упорно таскал меня на самые немыслимые фильмы в мире. Мы смотрели гангстерские фильмы,вестерны, мюзиклы...
- А вы тоже работали на авиационном заводе? - спросила Джинни.
- О боже, да. Годы, годы и годы. Только не будем говорить об этом, прошу вас.
- А что у вас тоже плохое сердце?
- Бог мой, нет. Тьфу-тьфу, постучу по дереву. - И он дважды стукнул по ручке кресла. - У меня здоровье крепкое, как у...
Тут в дверях появилась Селина, Джинни вскочила и пошла ей навстречу. Селина успела переодеться, она была уже не в шортах, а в платье - деталь, которая в другое время обозлила бы Джинни.
- Извини, что заставила тебя ждать, - сказала она лживым голосом, но мне пришлось дожидаться, пока проснется мама... Привет, Эрик!
- Привет, привет!
- Мне все равно денег не нужно, - сказала Джинни, понизив голос так, чтобы ее слышала одна Селина.
- Что?
- Я передумала. Я хочу сказать - ты все время приносишь теннисные мячи, и вообще. Я про это совсем забыла.
- Но ты же говорила - раз они мне ни гроша не стоят...
- Проводи меня до лифта, - быстро сказала Джинни и вышла первая, не прощаясь с Эриком.
- Но, по-моему, ты говорила, что вечером идешь в кино, что тебе нужны деньги, и вообще, - сказала в коридоре Селина.
- Нет, я слишком устала, - ответила Джинни и нагнулась, чтобы собрать свои теннисные пожитки. - Слушай, я после обеда позвоню тебе. У тебя на вечер никаких особых планов нет? Может, я зайду.
Селина смотрела на нее во все глаза.
- Ладно, - сказала она.
Джинни открыла входную дверь и пошла к лифту.
- Познакомилась с твоим братом, - сообщила она, нажав кнопку.
- Да? Вот тип, правда?
- А кстати, что он делает? - словно невзначай осведомилась Джинни. Работает или еще что?
- Только что уволился. Папа хочет, чтобы он вернулся в колледж, а он не желает.
- Почему?
- Да не знаю. Говорит - ему уже поздно, и вообще.
- Сколько же ему лет?
- Да не знаю. Двадцать четыре, что ли.
Дверцы лифта разошлись в стороны.
- Так я попозже позвоню тебе! - сказала Джинни.
Выйдя из Селининого дома, она пошла в западном направлении, к автобусной остановке на Лексингтонавеню. Между Третьей и Лексингтон-авеню она сунула руку в карман пальто, чтобы достать кошелек, и наткнулась на половинку сандвича. Джинни вынула сандвич и опустила было руку, чтобы бросить его здесь же, на улице, но потом засунула обратно в карман.
За несколько лет перед тем она три дня не могла набраться духу и выкинуть подаренного ей на пасху цыпленка, которого обнаружила, уже дохлого, на опилках в своей мусорной корзинке.
ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ СМЕЯЛСЯ
В 1928 году - девяти лет от роду - я был членом некой организации, носившей название Клуба команчей, и привержен к ней со всем esprit de corps. Ежедневно после уроков, ровно в три часа, у выхода школы N_165, на Сто девятой улице, близ Амстердамского авеню, нас, двадцать пять человек команчей, поджидал наш Вождь. Теснясь и толкаясь, мы забирались в маленький "пикап" Вождя, и он вез нас согласно деловой договоренности с нашими родителями в Центральный парк. Все послеобеденное время мы играли в футбол или в бейсбол, в зависимости - правда, относительной - от погоды. В очень дождливые дни наш Вождь обычно водил нас в естественно-исторический музей или в Центральную картинную галерею.
По субботам и большим праздникам Вождь с утра собирал нас по квартирам и в своем доживавшем век "пикапе" вывозил из Манхэттена на сравнительно вольные просторы Ван-Кортлендовского парка или в Палисады. Если нас тянуло к честному спорту, мы ехали в Ван-Кортлендовский парк: там были настоящие площадки и футбольные поля и не грозила опасность встретить в качестве противника детскую коляску или разъяренную старую даму с палкой. Если же сердца команчей тосковали по вольной жизни, мы отправлялись за город в Палисады и там боролись с лишениями. (Помню, однажды, в субботу, я даже заблудился в дебрях между дорожным знаком и просторами вашингтонского моста. Но я не растерялся. Я примостился в тени огромного рекламного щита и, глотая слезы, развернул свой завтрак - для подкрепления сил, смутно надеясь, что Вождь меня отыщет. Вождь всегда находил нас.)