Чарлз бросил на меня тусклый взгляд, какого заслуживает мой вопрос, и стал, извиваясь, сползать со стула, пока не очутился под столом. Наверху осталась только его голова: запрокинув ее, словно делал "мостик", он лег затылком на сиденье стула.
- Они оранжевые, - процедил он, обращаясь к потолку. Потом поднял угол скатерти и закрыл им свою красивую не-проницаемую рожицу.
- Иногда он очень выдающийся интеллект, а иногда не очень, - сказала Эсме. - Чарлз, а ну-ка сядь!
Чарлз не шевельнулся. Казалось, он даже затаил дыхание.
- Он очень скучает по нашему отцу. Отец пал в бою в Северной Африке.
Я сказал, что мне очень жаль это слышать.
Эсме кивнула.
- Отец его обожал. - Она задумчиво стала покусывать заусеницу. - Он очень похож на маму, я хочу сказать - Чарлз. А я - вылитый отец. - Она снова стала покусывать заусенецу. - Мама была весьма страстная натура. Она была экстроверт. А отец интроверт. Впрочем, подбор был удачный - если судить поверхностно. Но, говоря вполне откровенно, отцу, конечно, нужна была еще более интеллектуально выдающаяся спутница, чем мама. Он был чрезвычайно одаренный гений.
Весь обратившись в слух, я ждал дальнейшей информации, но ее не последовало. Я взглянул вниз, на Чарлза, - теперь он положил щеку на сиденье стула. Заметив, что я смотрю на него, он закрыл глаза с самым сонным ангельским видом, потом высунул язык - поразительно длинный - и издал громкий неприличный звук, который у м е н я на родине послужил бы славной наградой ротозею судье на бейсбольном матче. В кафе просто стены затряслись.
- Прекрати, - сказала Эсме, на которую это явно не произвело впечатления. - При нем один американец проделал такое в очереди за жареной рыбой с картошкой, и теперь он тоже это устраивает, как только ему станет скучно. Прекрати сейчас же, а то отправишься прямо к мисс Мегли.
Чарлз открыл глазищи в знак того, что угроза сестры дошла до него, но в остальном не проявил беспокойства. Он снова закрыл глаза, продолжая прижиматься щекой к сиденью стула.
Я заметил, что ему, пожалуй, следует приберечь этот трюк - я имел в виду способ выражения чувств, принятый в Бронксе, - до той поры, когда он станет носить титул. Если, конечно, у него тоже есть титул.
Эсме посмотрела на меня долгим изучающим взглядом, словно на объект исследования.
- Такой юмор, как у вас, называется сдержанным, да? - сказала она, и это прозвучало грустно. - Отец говорил, что у меня совсем нет чувства юмора. Он говорил, я не приспособлена к жизни из-за того, что у меня нет чувства юмора.
Продолжая наблюдать за ней, я закурил сигарету и сказала, что, когда попадаешь в настоящую переделку, от чувства юмора, на мой взгляд, нет никакого прока.
- А отец говорил, что есть.
Это было не возражение, а символ веры, и я поспешил перестроиться. Кивнув в знак согласия, Я сказал, что отец ее, по-видимому, говорил это в широком смысле слова, а я в узком (как это следовало понимать неизвестно).
- Чарлз скучает по нем невероятно, -сказала Эсме после короткой паузы. - Он был невероятно симпатичнй человек. И чрезвычайно красивый. Не то чтоб внешность имела большое значение, но все-таки он был чрезвычайно красивый. У его был ужасно пронзительный взгляд для человека с такой им-мо-мент-но присущей добротой.
Я кивнул. Должно быть, сказал я, у отца ее был весьма необычный язык.
- Да, весьма, - сказала Эсме. - Он был архивист - любитель, конечно.
Тут я почувствовал настойчивый шлепок, вернее даже удар по плечу, с той стороны, где находился Чарлз. Я повернулся к нему. Теперь он сидел на стуле почти в нормальной позе, только ногу поджал.
- А что говорит одна стенка другой стенке? - нетерпеливо спросил он. - Это такая загадка.
Я задумчиво поднял глаза к потолку и повторил вопрос вслух. Потом с растерянным видом взглянул на Чарлза и сказал, что сдаюсь.
- Встретимся на углу! - выпалил он торжествующе.
Больше всех ответ развеселил самого Чарлза. Он чуть не задохнулся от смеха. Эсме даже пришлось подойти к нему и похлопать его по спине, как во время приступа кашля.
- Ну-ка, прекрати, - сказала она. Потом вернулась на свое место. - Он всем задает одну и ту же загадку и каждый раз вот так закатывается. А когда хохочет, у него течет слюна. Ну, довольно! Прекрати, пожалуйста.
- А кстати, это одна из лучших загадок, какие я слышал, - сказал я, поглядывая на Чарлза, который очень медленно приходил в нормальное состояние.
В ответ на мой комплимент он опять сполз со стула и до самых глаз закрыл лицо уголуом скатерти. Потом взглянул на меня поверх скатерти - в глазах его светились медленно угасавшее веселье и гордость человека, знающего парочку стоящих загадок.
- Могу я осведомиться, где вы служили до того, как пошли в армию? спросила Эсме.
Я ответил, что не служил нигде, что только за год перед тем окончил колледж, но мне хотелось бы считать себя проффесиональным писателем-новеллистом.
Она вежливо кивнула.
- Печатались? - спросила она.
Вопрос был обычный, но, как всегда, щекотливый, и так вот, сразу, на него не ответишь. Я стал было объяснять, что большинство редакторов в Америке - просто свора...