Рассказы, эссе, философские этюды

   Когда не удалось сделать из меня психа, через несколько дней была разыграна другая карта. Каждого зэка пару раз в день выпускают из карцера в туалет (параш в израйльских тюрьмах нет). Туалет находился в противоположном от охранника  конце коридора карцеров. Охранник открывал карцер, выпускал зэка и ждал  возле дверей, когда тот вернется, чтобы закрыть его. На этот раз охранник выпустил зэка и не дожидаясь его                    возвращения,  ушел из помещения. А зэк подошел к моему окошку, открыл его и предложил мне ломоть хлеба намазанный творогом, сопроводив это лукавым подмигиванием , как мол мы надуваем этих сук тюремщиков. Если б я пошевелил мозгами, то сообразил бы, что здесь что-то не так -  зэк, который свободно шляется по коридору карцеров, хоть и не может убежать, поскольку дверь в помещение карцеров охранник уходя запер, но может таскать из карцера в карцер заначенные сигареты,  гашиш и мало ли чего. По любому, нарушение слишком грубое, чтобы охранник мог сделать его по небрежности. Но две недели забастовки в условиях, когда и без голодания можно было загнуться, затуманили мне мозги и я клюнул на эту наживку и съел хлеб. Не прошло и четверть часа, как прибежал офицер безопасности тюрьмы и заорал на меня „Все, парень, кончилавсь твоя забастовка, вылазь.Ты сам прервал ее, съел хлеб.

     Ударчик был ниже пояса и мне казалось, что я проиграл. Из чистого упрямства я сказал, что все   равно буду породолжать. И вдруг вместо того, что бы приказать охраннику вывести меня силой из комнаты и отвести в отделение, офицер молча повернулся и ушел. Пошел к начальству получать указания, что делать со мной,подумал я. Но прошел час, прошел день, прошло два – ничего не происходило, забастовка продолжалась.

   Но еще через несколько дней появился тот же офицер безопасности и, велев выйти охраннику из помещения, заявил мне прямым текстом,что, если я не прекращу забастовку, меня просто прикончат. Говорил он негромко, так чтобы зэки в карцерах его не слышали. Я не дрогнул.

   Я знал из литературы, что 30 дней здоровый организм выденрживает без пищи без необратимых изменений. Правда, имелись в виду не такие условия,   в которых я  проводил забастовку. Но после неудачной попытки  под педлогом медосмотра сделать из меня психа, меня все же водили систематически на настоящие медосмотры, брали мочу и кровь, так что я знал, что организм продолжает фенкционировать нормально. Однако, к концук 30-и дней, как и предсазывала медицина, эти изменения начались: повысился или понизился гемоглобин или бирлирубин или еще чего-то и т.п. Я не достиг цели,                          но калечить самому себя из принципа -= противно моей натуре. Кроме того я чувствовал, что хоть то, чего я добивался, не осуществилось,но что-то там во внешнем мире произошло. И действительно, когда прекратив забастовку я оказался вновь в своем отделении и получил, наконец, свидание со своїй женой, то узнал, что на таки установила контакт с журналистом из „Гаарец” – одной из ведущих израйльских газет и этот журналист обращался к тюремным властям с просьбой взять у меня интервью и хотя ему отказали,  опубликовал таки заметку, что такой-то объявил в рамльской тюрьме голодную забастовку. Журналист был хороший и потому не забыл  упомянуть,что этот такой-то – доктор наук, а в Союзе был одним из ведущих  деятелей Алии (т.е. борьбы евреев за право выезда в Израйль) на Украине. Так что заметка, несмотря на свой малый размер, была замечена, а потом он ее еще повторил, сообщив через пару недель,что я продолжаю забастовку.Если бы не эти две заметки, то меня бы упекли в психушку и не найдя имевших психрасстройства среди моих моих родственников, и накачали бы там какой- нибудь дрянью так, что когда до меня добрались бы близкие или журнаклисты, я подходил бы уже вполне под все стандарты психа. Точно также само собой, что не оставили бы меня продолжать забастовку после того, как я съел бетерброд. Но, поскольку привлечено уже было внимание прессы, то делать это не рискнули, ибо возник бы вопрос, как этот бутерброд ко мне попал, и сразу стало бы ясно, что это была провокация. Ну, и прикончить тоже, пожалуй прикончили бы, если б смогли это сделать шито-крыто.

   Хоть интервьбю дать мне так и не разрешили (я сделал это лишь по выходе из юрьмы),но одной из целей забастовки я все таки добился : Шакал и его компания после этого уже не пытались травить меня (лишнее доказательство того, что за этой трав лей стояло руководство тюрьмы.  Конечно, это не означало конца борьбы и драк в частности, но то уже были другие истории  для других рассказов

Пастушья сумка

Могут ли кого в век генетики и кибернетики заинтересовать наблюдения и мысли пастуха? Вроде бы не должны. Но с другой стороны, кто его знает этого современного читателя и что может его заинтересовать, а что нет.