Рассказы и повести дореволюционных писателей Урала. Том 2

   Появилась она раздраженная, хлопнула дверью и, ни к кому не обращаясь, залпом выпила чашку водки. Потом тут же наскоро подобрала распущенные волосы нимфы и поверх зеленой кофточки накинула черное платье с блестками, перебросила через плечо золотой веер и приколола огромную шляпу с пунцовыми розами. Все в стиле "Услады" -- жалкое в своей претензии на шик.

   -- Ты бы не очень налегала на монополию-то, еще работать надо долго...-- несмело заметил Сенькако-медьянт.

   -- Не твое дело! -- сверкнула глазами, отбросив загрызанный огурец.

   При ее появлении вдруг почувствовалось какое-то замешательство, все замолчали. Может, и из почтения к блеску примадонны, а больше потому, что смутно и тревожно ожидали чего-то очень скандального. Дело в том, что в интимной жизни "нимфы" и Сеньки-комедьянта свершился разрыв, что Фрося очутилась далее, чем когда-либо, от осуществления мечты о "хорошей жизни", ибо Сенька-комедьянт забрал вперед за себя и за нее, не ночевал дома и вернулся без копейки. Объяснения их после того -- семейная тайна, только "нимфа" сегодня все запудривает синяк под глазом, пьет на отчаянность и держит себя вызывающе задорно. Все ее поведение не предвещает ничего доброго, отсюда всеобщая настороженность, скрытое уныние.

   -- Господа, в "Фантазии" и "Очаровании" кончили! Пожалуйте! -- оповестил старичок в сером цилиндре.

   Все заспешили, ринулись из уборной: предстояло поддержать престиж "Услады". Хотя, казалось бы, какое им дело до хозяйского кармана. Но тут стояло на карте реноме всей труппы и каждого в отдельности.

   И вот все уже на подмостках, насквозь пронизанные холодным двадцатиградусным ветром, но -- веселые, смеющиеся...

   Выходила вперед всех Фрося в своей шляпе с замызганными ситцевыми розами, улыбалась, строила глазки и пела сиплым голосом:

   Мой костер в тумане светит...

   Потом, разводя руками, кокетливо подбирая платье, плясала, притопывая каблуком, вздрагивая плечами:

   Чудо, чудо, чудо,

   Чудо, чудеса-а...

   -- Господа! Не теряйте время, получайте билеты!

   Когда, посинелые, трясущиеся, спускались с подмостков, Сенька дернул Фросю за рукав и шепнул виновато, тихонько:

   -- Не сердись, Фрось! Еще пять дней, еще все можно, ей-богу.

   -- Пшел от меня к чертям!

   Затрубили солдаты, подняли занавес.

   -- Вот, господа, живая человеческая голова! -- величественным жестом указывает старичок в коричневом сюртуке на открытый со стороны публики ящик, в постаменте которого сидит партерный акробат, высунув в ящик свою голову.

   -- Она моргает. Голова, моргни!

   Акробат поднимает веки, несколько раз зверски поводит глазами.

   -- Она может и курить. Голова, покури!-- сует разожженную трубку.

   Акробат с удовольствием затягивается и пускает колечки.

   -- Браво, браво, браво-о!

   -- восхищается публика.

   Опять ревели трубы. На трапеции изгибался мальчишка Сашка-гимнаст, с заплаканным лицом, посылал воздушные поцелуи и улыбался.

   -- Браво, браво-о!

   Колесом ходил партерный акробат, пел, кривлялся и бренчал на балалайке одетый в лапти и пестрядину Сенька:

   Барыня угорела, много сахару поела...

   -- Ого-го-го-о! браво, браво!

   Выходила Фрося в черном платье с веером, пела шансонетку, дрыгала ногой, задирая юбки, фокусник ловил из воздуха двугривенные, вынимал из наволочки яйца, глотал шпагу.

   -- Браво, браво, браво!..

   -- Браво, браво, браво!..

   Потом занавес опустился. Старичок в цилиндре вышел и оповестил почтеннейшую публику о предстоящей демонстрации живой нимфы. Трубы заиграли что-то вроде вальса.

   -- Торопись, Фросенька, торопись...-- робко заглянул в теплушку антрепренер.

   -- Подождешь, старый сморчок! -- грубо засмеялась в ответ, скидывая черное платье и на ходу уже отпивая из бутылки.

   Опять нагнал Сенька и шепнул вкрадчиво:

   -- Не скандаль, Фрось, еще все можно! И ребенка из воспитательного можно, ей-богу...

   -- Ладно, запляшете вы у меня...-- совсем по-волчьи лязгнула зубами и угрожающе засмеялась.

   -- Ну, теперь все пропало!-- махнул рукой Сенька-комедьянт.

   -- Фросенька, публика требует, не задерживай...-- мягким шариком подкатился старичок.

   -- Что пристал? Публика, подумаешь... всякая сволочь. Подождут!

   Не торопясь, подобрала юбки и влезла до пояса в картонный, раззолоченный рыбий хвост. Облокотилась.

   -- Ну, показывай, что ли, седая кикимора!

   Занавес поднялся. Хлопки и крики в публике разом смолкли, оборвался и солдатский вальс.

   -- Живая, говорящая нимфа, пойманная в Средиземном море. Половина рыбы, половина женщины. Нимфа, скажи, сколько тебе лет?

   -- Семнадцать! -- досадливо, со зла кинула Фрося, лузгая семечки.

   -- Нимфа, кто твои родители? -- растерянно и опасливо спрашивает вдруг заробевший старичок.

   -- Гм! Черт их знает, кто они были! В воспитательном выросла, потом по прачечным пошла, никаких родителей не знаю! -- к ужасу антрепренера, уже совсем не по программе ответила Фрося.

   В публике ропот, одобрительный смех, шиканье и свистки.

   -- Желающие могут убедиться, что здесь нет обмана, что это действительно живая, говорящая нимфа!-- спеша потушить скандал, лепечет заученные фразы обезумевший старик.