Рассказы и повести

– Срочно? – спросила замдиректора клиники.

– Желательно сегодня,– сказал следователь.

Жигалина приехала после обеда.

– То, что Иванов лежал в палате один,– вынужденная мера,– объясняла она.– Видите ли, у Иванова подозревали гепатит.

– Подозревали или он действительно болел желтухой?

– Болел,– коротко ответила Жигалина.

Вела она себя несколько начальственно и на все вопросы отвечала самым категорическим тоном.

– Вы вызывали инфекционного врача?

– Я сама врач,– усмехнулась Жигалина.– И достаточно опытный, уверяю вас.

– Но держать заразного больного…– начал было Олег Петрович.

– Поэтому мы изолировали его от остальных,– перебила следователя Жигалина.– Даже кормили в палате, чтобы исключить контакт с другими больными.

– Но это нарушение,– не удержавшись, резко сказал Шляхов.

– В какой-то степени, да,– согласилась замдиректора.– Но попробуйте встать на мое место. Человека кладут в больницу с заболеванием нервной системы. Подчеркиваю, нервной! И вдруг я обнаруживаю у него гепатит. Сразу оговорюсь: форма не острая… Так что же прикажете делать? Переводить его в другую больницу? Дополнительно травмировать? – Она посмотрела на Шляхова долгим взглядом и, не дождавшись ответа, продолжила: – Я приняла, на мой взгляд, самое правильное решение: оставить Иванова в неврологическом отделении… Хорошо, пусть меня за это накажут. Но моя совесть врача спокойна.– Жигалина помолчала и добавила: – Для вас он – преступник, а для нас просто больной. Мы должны прежде всего думать о его здоровье, как его вылечить… Между прочим, на войне даже врагу я была бы обязана оказать врачебную помощь. Понимаете, получая диплом после окончания института, я давала клятву Гиппократа! – уже с пафосом закончила Жигалина.

После допроса Шляхов зашел к Папахину.

– Значит, говоришь, защищалась, как лев? – сказал тот, выслушав Олега Петровича.

– Не пойму только, кого она защищала,– поправил Шляхов.– Что были допущены грубые нарушения – ясно. Но меня смущает еще одно обстоятельство. Выяснилось, что Жигалина лечила в клинике только Иванова. Понимаешь? Только один подопечный.

– Чем она это объясняет? – спросил Папахин.

– Говорит, лечила Иванова с первого раза его поступления в клинику. А теперь якобы ее нагрузили столькими административными делами, что на других больных, нет времени.

– Что же получается,– подытожил Александр Владимирович.– У Иванова персональный врач, персональная четырехместная палата, и даже еду ему приносят отдельно…

– Прямо номер люкс в гостинице,– кивнул Шляхов.

– А почему она допустила, что некоторое время с ним лежал Алтаев?

– По ее словам, она была категорически против, но настоял врач Алтаева.

– И это несмотря на то, что Алтаев мог заразиться?– покачал головой Папахин.

– Вот я и хочу выяснить. Насчет гепатита, насчет Алтаева и другого-прочего… Правда, Алтаева выписали из клиники девятого декабря. За два дня до одиннадцатого числа.– Олег Петрович посмотрел на часы – Я пошел. Жду Алтаева на допрос.

– Когда закончишь, дай знать,– попросил Папахин.– Проведем опознание. Может, кое-кто из соучастников Иванова навещал его в больнице…

Вадиму Алтаеву шел двадцать первый год. Невысокого роста, смуглый, с монгольским разрезом глаз, он был явно напуган вызовом в милицию.

Шляхов постарался успокоить его и спросил:

– Чем болеете?

– Рука иногда отнимается,– как-то по-детски пожаловался парень.– А я работаю маляром…

– Когда поступили в клинику нервных заболеваний?– задал вопрос следователь.

– В прошлом году, первого декабря…

– В какой палате лежали?

– В двести пятнадцатой. Очень хорошая палата, большая, два стола, цветной телевизор… И еще только один человек.

– Как звали вашего соседа?

– Владимир Кириллович,– с нескрываемым уважением произнес Алтаев.– Мастер спорта по борьбе, выступал на международных соревнованиях. И вообще– мужчина в порядке.

– В каком смысле?

– Да стоит на один только костюмчик посмотреть! «Адидас»! Красного цвета, здесь белые полоски,– показал вдоль рукава опрашиваемый.– Рублей триста стоит, не меньше.

Он постепенно успокоился и разговорился. По его словам, Иванов жил в больнице, словно у Христа за пазухой. Готовили ему отдельно – бифштексы, цыплят табака и другую снедь. Друзья приносили шампанское и коньяк.

– Он даже курил в палате,– сказал Алтаев.– «Мальборо»…

Про цветной телевизор, изысканную кухню и курение в палате Шляхову раньше никто не говорил. И все, что сообщил Алтаев, сильно насторожило следователя.

«По мановению чьей же волшебной палочки был создан такой комфорт? Можно сказать, роскошь?» – думал Олег Петрович.

Когда он коснулся вопроса, за что Алтаев был выписан из клиники, тот запальчиво произнес:

– Иванову можно, а мне нельзя, да?!

– Что именно можно? – уточнил Шляхов.

– Так он в любое время уезжал из больницы! На своих «Жигулях»! Машина все время у корпуса стояла…

– И часто он отлучался? – спросил следователь, с волнением поняв, что наконец-то приближается к тому, что безуспешно пытался выяснить столько времени.