Рассказы и повести

Правда, были показания Жигалиной и Шухмина. А что, если…

Вот это «если» и не давало покоя Шляхову.

В тот же день поздно вечером он опять отправился в клинику. Шел мокрый снег, дул сырой ветер. Холод пробирал до костей.

Шляхов постучал в дверь больничного корпуса. Открыл ночной вахтер, пожилой мужчина. Он был в валенках, теплой стеганой безрукавке.

– Кого тебе в такую позднь? – не очень приветливо спросил вахтер.

– Следователь я,– показал свое удостоверение Шляхов, стряхивая с плеч комья липкого снега.

– А-а-а! – протянул ночной страж больницы и пропустил Олега Петровича, заперев на ключ входную дверь.– Из начальства-то никого нет,– уведомил он следователя.

– Мне начальство не нужно,– ответил Шляхов.– Хочу с вами побеседовать.

Через несколько минут они сидели в теплой каморке вахтера. Тот разливал горячий чай из термоса в граненые стаканы.

Федор Терентьевич Кулаков – так звали вахтера – рассказал следователю, что служит в больнице уже три года. Он давно на пенсии, похоронил жену. Дома одному тоскливо, особенно по ночам. Вот и решил устроиться в клинику. Не так чувствуется одиночество, да и прибавка к пенсии.

Олег Петрович расспросил Кулакова, не помнил ли он Иванова? Описал его внешность.

– Такой представительный?– показал руками вахтер.– Лицо гладкое, волосы прилизаны один к одному? С золотым перстнем?… Как же, помню… Он еще у подъезда нашей больницы машину держал.

– Да, да,– кивнул следователь, вспомнив показания Алтаева.

– Один раз я с ним стычку имел,– продолжал вахтер.– А получилось вот как… Дежурю я, значит. Стук в дверь. Это прошлой зимой было… Открываю – трое мужчин. Тот самый ваш, он еще в красном спортивном костюме был, без всяких направляется к кабинету нашего замдиректора, Жигалиной… Я останавливаю: куда, мол, идете? Он мне: спокойно, папаша, свои… А сам ключом открывает дверь… Я, значит, протестую. Мало ли что?… Тут Жигалина появляется с улицы. В шубе. Не успел я и рта раскрыть, она мне говорит, что сама дала тому товарищу ключ…

– Как-как?– переспросил Шляхов.

– Жигалина объяснила, что это ее хороший знакомый, тоже врач. Мое дело маленькое. Начальство есть начальство… Зашла она с тем…

– Ивановым?– уточнил следователь.

– Зашла с Ивановым в свой кабинет… Пробыли там минут десять. Вышли. Он уже в костюме, рубашке, лохматой шапке… Потом все четверо – Жигалина, Иванов и те двое, что пришли с ним,– сели в машину Иванова и уехали…

Сообщение Кулакова очень насторожило следователя. По словам вахтера, Иванов несколько раз приходил по вечерам в кабинет Жигалиной в ее отсутствие. И часто не один, а с друзьями. Переоблачался в дубленку и уезжал на машине. Не возвращался до утра…

– Ну вот тебе и еще одна ниточка,– сказал Шляхову Папахин, когда они на следующий день обсуждали новости, добытые Олегом Петровичем.– Даже не ниточка, а, по-моему, целая веревочка.

– Да,– согласно кивнул Олег Петрович,– уж очень подозрительно, что Иванов в таких доверительных отношениях с Жигалиной… Я вызвал Кулакова провести опознание… Уверен, что те двое спутников Иванова – из его банды.

Пожилому вахтеру предъявили фотографии. Он безошибочно указал на Иванова. Опознал он также и Черешню с Сосновым – это они были с Ивановым в тот вечер, когда вместе с Жигалиной уехали на машине. Помимо этой троицы вахтер опознал еще одного человека – некоего Вячеслава Зыкова. Он тоже видел его как-то с Ивановым…

– Зыков арестован два дня назад,– сказал Папахин.– В прошлом году вышел на свободу, отсидев очередной срок в колонии. Но, видать, наказание не пошло ему на пользу. Снова занялся кражами, грабежами… Посмотри, Петрович, какие дела творили Со-снов и Зыков.– Папахин достал документы.– Протокол допроса потерпевшего. Вчера допросили…

Шляхов взял бумаги.

– Понимаешь,– объяснял Папахин,– у Соснова были соседи. Как-то Соснов оставил у хозяина – Роберта Зефирова – туго набитый портфель. Сказал: пусть полежит один день. И взял с Зефирова слово, что тот не будет знакомиться с содержимым… Почитай, что там было дальше…

Олег Петрович погрузился в чтение.

Роберт Зефиров, в частности, показал:

«…Я не удержался и открыл портфель, оставленный мне на сохранение Сосновым. В портфеле находились завернутые в материю белого цвета деньги, примерно 5-6 пачек, перетянутые аптекарской резинкой. Пачки состояли из купюр достоинством в 50 и 100 рублей. Помимо этого в портфеле был сверток длиной около десяти сантиметров, тоже из белой материи, через которую просвечивали золотые монеты. Я увидел еще несколько золотых слитков неправильной формы, размером приблизительно со спичечный коробок. Еще в портфеле был сверток с большим количеством ювелирных изделий из золота и бриллиантов. Весил этот сверток примерно полтора килограмма. В портфеле были и еще какие-то свертки, но я их содержимое не смотрел…»

Как следовало из протокола допроса Зефирова, Соснов, забрав портфель, по каким-то своим приметам заподозрил, что сосед все же поинтересовался, что в нем лежит.

Шляхов читал дальше: