Рассказы из книги 'Опасайтесь лысых и усатых'

Тут я тоже возмутился поведением хотьковских петухов, изругал их на все корки, и Анна Харитоновна, которая видела меня впервые, сделалась мною довольна. Если ругает петухов инкубаторских, значит, свой человек.

-- Вы, Борис Викторович, ему еще про колдунов расскажите,-доброжелательно сказала она.

-- Каких колдунов?

-- Наших колдунов, хотьковских.

-- А что, здесь колдунов, что ли, много?

-- Ужас просто,-- сказала Анна Харитоновна.-- Колдуют с утра до вечера.

-- Много, много колдунов,-- с кухни заметила и Лариса Викторовна,-- и очень разные. Могут болячку наколдовать, на корову порчу напустить. Но Бореньку колдуны уважают. Один обещал даже с глазами помочь, да вот не приходит.

-- И на порог больше не пущу,-- сказала Анна Харитоновна.-- Болтун.

-- Когда-то еще Сперанский предполагал заняться колдунами,-- сказал Шергин.-- У нас в Архангельске, помню, был суд над колдуном, у которого злая сила была. Я мальчишка был, гимназист, не вникал. А свидетелей была целая волость... Я-то был глупее теперешнего.

Настал вечер. На кухне хлопотала Анна Харитоновна. Заходили соседи, и я все ожидал какого-нибудь колдуна, да они не являлись.

Дружеский разговор писателя; его речь была разнообразна, образна. Я не хотел забыть эти промелькнувшие блики и жемчужины шергинского разговора и кое-какие слова его записал прямо тогда в "кабинете". Свои-то реплики позабыл и в дальнейшем их опускаю. По словам Бориса Викторовича легко восстановить нашу беседу.

-- Старые рассказчики говорят, что теперь культура слушанья упала. Слушать не умеют... В Архангельске я выступал весной сорок первого года на лесопильном заводе. Перед самой-то войной... Меня не отпускали рабочие. Я около трех часов рассказывал. Культура слушанья была высока.

Здесь надо отметить, что Борис Викторович не называл себя писателем, во всяким случае в разговорах со мной. Он считал себя артистом, рассказчиком. Свои вещи он готовил как устные рассказы и только через много лет их записал.

-- Сейчас уже не рассказываю... Да уж и очи потухли, и голос пропал... Вот я теперь иногда начну что-нибудь сам себе рассказывать -- это уж привычка. Я раньше думал -- это свойство артистов рассказывать самому себе, а сейчас думаю -- это свойство стариков. Кривополенова сама себе рассказывала. "Я,-- говорит,-- стенам рассказываю!" И рассказывает, рассказывает сама себе и хохочет, играет сама с собой... И сейчас в Москве, на Рождественском бульваре, выйду на лавочку посидеть перед домом, а ребята московские, футболисты, как свечереет, соберутся вокруг меня -- рассказывай! Радио они не слушают, телевизор надоел всем. Вот я слушал по радио выдуманные легенды о лопарях. Как будто немец какой написал! Там Севером и не пахнет! А передача для детей, для несчастных ребят. Редакторы звезд с неба не хватают!..

Интонации в Архангельске остались старые, словарь изменился... Мне уже не бывать в Архангельске. Меня ругают: "Ну уж ты, бросил родной город". А вот один человек, Третьяков его фамилия, мальчишкой еще прочел мои рассказы. И вот с друзьями -- их было восемь человек -- стали они копить деньги, чтоб поехать на Север. И поехали. Он до сих пор ездит. "Я,-- говорит,-- на Север, а жена на курорт". Так она на курорте там и осталась... Рассказы так подействовали, что люди деньги копили. Мне приятно...

Работаю сейчас мало, диктую кое-что сестре... Ляля! Сестра! -- Лариса Викторовна на этот раз не отозвалась, была где-то в глубине дома, и Борис Викторович продолжал: -- Диктую книгу "Слово о друзьях". Там жизненные резюме о людях... Ляля! Принеси, что вчера писали! Ляля! Сестра! Ух ты, глушня!.. Давно эту книгу пишу, много лет уже. Это моя московская жизнь, опыт моих бесед с московскими рабочими, учащейся молодежью. Там я упоминаю разных своих старинных друзей, пишу и о том, как сейчас идет работа с молодежью, борьба с пьянством, с хулиганством. Вспоминаю в этой книге и отцовых друзей -- моих учителей. Это были кораблестроители и мореходцы, но какие воспитатели! Они ведь имели дело с дружинами, с бригадами молодежи. Сборные дружины, сбродные, а умели обходиться без боя, без драки.

Второушин Конон Иванович, по прозвищу Тевтон,-- вот был воспитатель! Директор технического училища в Архангельске спрашивает Конона Ивановича: "Какие у тебя педагогические приемы! Какие методы?" А Тевтон отвечает: "Какие методы? Когда я их воспитываю? За день ребята наработаются, а вечером повалом лягут в избе, а я лягу на лавке, и тогда начинается беседа. Я говорю, а они один за другим начинают засыпать. Я соберу портянки, мокрые валенки и рукавицы, все это положу на печку сушить, а сам писать сяду. Так и воспитываю... Душевное слово -- главное в воспитании".

Из "кабинета" за печкой мы постепенно перебрались в гостиную, где был накрыт стол. Собрались и друзья -- хотьковские соседи, среди них были, назову точно. Надежда Сергеевна Козлова и Зинаида Яковлевна Ракова, которые здравствуют и поныне и живут все там же, над речкой Пажей.