— Тут не только лицо онемеет. — Он посмотрел ей в глаза и неожиданно для себя спросил: — Ну а потом?
— Ну а потом буду искать другую работу и поступать в медицинский. Не могу я больше на все это безмолвно смотреть. — И зачем только наболтала ему, подумала Геля.
Ни разу они не говорили наедине. Она даже не была уверена, что он помнил ее имя.
— Хм. — Главврач удивленно посмотрел на странную девушку и подумал, что ничего о ней не знает. Удобная, как дополнительная рука, она неизменно оказывалась там, где больничный организм вдруг начинал пульсировать, и срочно нужны были перевязка, лекарства или нежные объятия для испуганного ребенка. — Ну это вряд ли. Так тебя там и ждут. — Он помолчал. — Не найдешь работу — возвращайся. Дети любят тебя. Да и Витю выхаживать будет некому.
Надавил на самое больное.
Геля знала, что спасается бегством, но какой-то внутренний инстинкт гнал ее из больницы.
Она прикрыла дверь кабинета и нащупала в кармане распечатанные билеты. Путевка куплена, предоплата внесена. На карте накопилось прилично, она почти не тратила деньги. Ровно через две недели она уедет из этой зимней слякоти и будет бродить вечерами по сухим мостовым уютного чешского городка, ловить руками снежинки и мечтать о будущем. В уютном кафе рядом с санаторием она обязательно поболтает с какой-нибудь русской бабушкой, укутанной пледом, сядет в уголок с книжкой и будет потягивать глинтвейн, меланхолично глядя в окно на сказочный снежок. А потом вернется и начнет все сначала.
Виктор Анатольевич достал из ящика стола желтую пачку крепких сигарет без фильтра, подошел к окну и нетерпеливо затянулся. Что-то неуловимо екнуло у него в том месте, где по анатомической логике должно было быть сердце. Но, едва ощутив первую затяжку, он начал думать о круговороте новых дел и тут же переключился на работу.
Геля вышла в зал, наклонилась к компьютеру, спрятавшемуся за елкой, и включила четвертую симфонию Шуберта. Буду учиться на дневном, а на выходных и по вечерам — вкалывать. Она подышала, ощутила внезапный прилив сил от собственного решительного шага и начала смену.
Близился праздник. С детства сохранившееся мандариновое ощущение само собой растекалось где-то внутри. Воспоминания о счастливых домашних посиделках, горках шоколада в цветных обертках и долгожданных новогодних подарках поневоле возвышали этот день над вереницей других, монотонных, безликих, запускали механизм ожидания событий, обязательно радостных, обязательно волнующих.
Новый год Геля собиралась встречать в больнице. Домой детей на праздник не отпускали. Родители приносили подарки и уходили с тяжелым сердцем, отдавая ребят на откуп врачам и медсестрам. А вот у отказников праздники заканчивались слезами, потому что получать новогодние подарки им было не от кого.
Но только не в этом году.
Ангелина добилась для своих детей подарков от благотворительного фонда, с которым вела переговоры целых полгода. И полгода спустя фонд исполнял мечты ее маленьких отказников. Верочке со сгоревшими ногами — куклу-фею; Виталику, которого воспитательница детского дома случайно окатила кастрюлей кипящего молока, — новенький смартфон, а малюсенькой Аленке, на которой целиком сгорело легкое летнее платьице, — кукольный домик. И вот, наконец, за пару недель до праздника, фонд нашел спонсора на баснословно дорогой 3D-принтер для Вити. Это был подарок, о котором он мечтал. Который даст ему силы переживать каждый новый день.
После праздника она уйдет, а потом станет навещать Витю и кормить его шоколадом, помогать Марине Львовне и приносить малышам печенье.
И попробует начать собственную жизнь.
Вечером, упаковав часть подарков, Геля подошла к ординаторской и услышала в чуть приоткрытую дверь сухой голос Виктора Анатольевича:
— Не дадут больше кожи, закрыли для него квоты. Тем более для лица не дадут. Сказали натягивать, как сумеем, и перестать лезть со своими запросами.
Геля боком вошла в кабинет.
— Жаль, конечно. Но вы сделали, что могли, Виктор Анатольевич.
Холодная, как лягушка, врач детского отделения Евгения изобразила сострадание, больше похожее на заигрывание. Она была вся такая женщина-женщина, халат в обтяжку, большая грудь навынос, туфли на высоких каблучках. Евгения давно пыталась заманить в свои сети холостого главврача, но, судя по его пустому, равнодушному взгляду, совершенно безуспешно. Тот как-то вскользь, по-врачебному сухо поглядывал на ее торчащую из халата грудь. И думал о Вите. О том, сколько труда и сил вложил в этого мальчика. И как все неудачно теперь складывалось.