Рассказы невозвращенца

Он уже знал, что мать в его отсутствие стала сожительствовать с блатным, что места в их квартире для него больше нет и что ему предстоит поселиться у бабушки в Одинцово. Гурген, так звали блатного, источал чувство вины, которое вылилось в умопомрачительную сумму в пятьсот рублей. Деньги эти он назвал «подъёмные» и вручил Сеньке в первый же день. Квартира матери теперь напоминала музей подделок и безвкусицы – золотистые шторы, хрусталь, аляповатые люстры чешского стекла. Вечная хохотушка мать тоже изменилась – теперь она могла внезапно сорваться в слезы, в истерику. Если бы кто-нибудь спросил дембеля – чем пахнет в квартире? – тот не задумываясь ответил бы – тюрьмой, хоть никогда там и не был. Именно из-за этого ощущения скорого краха он категорически отказался выписываться. Закроют маму – квартира пропадет.

Устраиваться на работу бывший сержант не спешил – принялся фарцевать, но через полгода его разыскал участковый и предупредил об уголовной ответственности за тунеядство. Семен показал партбилет, чем вогнал старого капитана в ступор – он тут же порвал все бумаги и ушел, а тунеядец все же принялся искать работу. И нашел – он стал инкассатором. Работа эта была на редкость бестолковая и унизительная. На смене требовалось носить форму, фуражку и наган, но Семен был принят «на замену», то есть без постоянного маршрута. В этом качестве набиралось не более 7–8 рабочих дней в месяц, что позволяло безбоязненно фарцевать.

– Семен-джан! – Гурген смотрел в сторону, поправлял мокрый от пота воротник. – Нужны бабки на адвоката. Маму твою под подписку выпустили, но, похоже, арестуют в оконцовке.

– Были бы бабки, разве надел я когда нибудь вот это, – Сеня снял с вешалки фуражку с зеленым околышем.

– Что? Так плохо? Совсем? – захлопал ресницами носатый. – А те 500, что я тебе после дембеля дал?

Но Сеня только руками развел. Дали матери три года, и он вернулся в квартиру, а через год его самого приняли. И вовсе не за спекуляцию.

Был у него постоянный покупатель из Челябинска. Своего рода оптовик. Прилетал раз в месяц и выгребал все, на чем можно было заработать, даже видеокассетами не брезговал. В этот раз он ничего брать не стал, а попросил подержать его деньги – пять тысяч рублей.

– Я, – сказал, – хочу недельку побухать в Белокаменной и оттянуться, а дела с тобой мы перед отлетом сделаем.

И забухал, и исчез. Вдруг звонок в ночь на воскресенье:

– Сёма, выручай! Я в трезвак залетел, документы потерял где-то, и меня сейчас в спецприемник увезут. Возьми штукарь из моего бабла – приедь и выкупи меня. Я договорился уже.

Вытрезвитель оказался совсем недалеко.

– Что вы, что вы, – засмущался дежурный, увидев свернутые колбаской деньги в кулаке, – ну не здесь же! Впрочем – считайте!

– Что считать? Зачем? – опешил Семен, спинным мозгом поняв, что сейчас произойдет. Он разжал кулак, ловко, как футболист, запнул рулончик с деньгами под стол дежурного и повернулся, чтобы быстро уйти. За спиной улыбались двое в гражданском, и еще одна женщина снимала происходящее на видеокамеру. RCA, BetaCam – определил фарцовщик и сел прямо на заплеванный пол.

* * *

– Какая же тут, как вы выражаетесь, «подстава»? Неужели вы всерьез считаете, что народный суд отвергнет наши показания, видеоматериалы, свидетельство вашего подельника, деньги, наконец?? Вы действительно верите, что у советского судьи есть в лексиконе это слово – подстава? – задушевно говорил «хороший» следователь.

– Кем ты, пидарасина, себя мнишь?? – кричал, брызгая слюной в глаза, «плохой». – Я лично прослежу, чтоб ты в туберкулезной камере по запарке оказался! Откинешься, сучара – жопу рваную залечить не успеешь, как от тубика сдохнешь, мразота! Это если откинешься…

– А ведь мы, Семен Александрович, давно к вам присматриваемся. Вы ведете вызывающе антиобщественный образ жизни – эти несанкционированные контакты с иностранцами, нетрудовые доходы, спекуляция. Да и товарищи ваши, по совести сказать – все сплошь антисоциальный элемент…

– Тебя, гнида, отпидарасят еще в СИЗО. Будешь под шконкой щемиться, чинарики собирать. Ложечку тебе выдадут с дырочкой. Погоняло получишь – Сарочка. Как тебе? А потом этап. Этап с твоей статьей еще выдержать надо, Сара…

– Вот уже утро, Семен – вся наша советская страна проснулась и спешит на работу. Почему же мы до сих пор с вами беседуем? Почему вы не в камере следственного изолятора? Правильно! Только потому, что вы – член КПСС. Извините, коммунистом вас назвать у меня язык не повернется. Тем не менее, я полагаю, хотя коллега мой с этим категорически не согласен, что вам нужно дать шанс. Нас интересует целый ряд лиц из вашего окружения…

* * *