Рассказы ночной стражи

Старший дознаватель Сэки стоял за спиной инспектора с каменным лицом. За время службы я успел изучить характер господина Сэки. Камень камнем, а под камнем-то он скорчил такую рожу, что меня пробил холодный пот. Что бы это значило, а?

Инспектор повернулся к старшему дознавателю:

— Я еду с вами.

— Это лишнее, — возразил господин Сэки. — В это время года дороги трудны.

— Полагаете, я боюсь трудностей?

— Я не хочу подвергать вас лишениям.

У него не было полномочий запретить инспектору эту поездку. Но тон Сэки Осаму ясно говорил, что старший дознаватель пытается сохранить лицо, показывая, кто главный в нашем маленьком отряде.

— Я ценю ваше отношение ко мне, — господин Куросава расплылся в улыбке, такой сладкой, что её можно было класть в пирожки вместо начинки. — И всё же я готов рискнуть. До совещания я планировал остаться в Акаяме, ожидая вашего возвращения. Теперь же я передумал. Я не стану обременительным спутником, Сэки-сан. Все ваши приказы, обращённые ко мне, будут выполнены без промедления. Умоляю принять мою скромную компанию!

И тогда — с большим, замечу, опозданием! — я понял, кого Зимняя Хризантема поила чаем, развязывающим язык. Уверен, чай заваривался не только для господина Куросавы, но для господина Куросавы — в первую очередь. Я понял это сейчас, а инспектор — раньше, прячась за ширмой и слушая мой доклад.

3. «Записки на облаках», сделанные в разное время монахом Иссэном из Вакаикуса

Когда я был ребёнком, не достигшим совершеннолетия, у моего отца собрались гости. Насытившись и выпив саке, они предались стихосложению. Я думал, что меня прогонят, но нет, моё общество пришлось гостям по душе. Впрочем, в детстве я был тихим и скромным мальчиком.

Вскоре мой отец воскликнул:

— Стихи — это прекрасно! Но прекрасный инструмент всё же инструмент. Что можно делать с помощью стихов?

— Зарабатывать себе на жизнь, — рассмеялся кто-то из гостей.

— Достичь славы!

— Соблазнить женщину!

— Развеселиться, если загрустил!

— Проникнуть в суть вещей, — сказал мой отец.

Все замолчали.

— Мы сидим в тепле и уюте, — продолжил отец. — За стенами нашего дома бушует гроза. Слышите гром? У нас есть слово, которое мы понимаем как «гром».

— Но мы понимаем его также как «молнию», — вмешался дядюшка Тори, наш сосед.

Отец кивнул:

— Это так. Слово «гром» обозначает ещё и молнию, которая бегает в тучах. Она бегает, но пока что не ударила. Когда же молния ударит в сосну, растущую на холме, когда она спустится с небес на землю, мы назовём её совсем другим словом. Молния до удара и молния после удара — две разных молнии, два разных слова. Выходит, любой из нас вчера и он же сегодня — два разных человека. Жаль, что мы не меняем имена каждый миг. Не это ли суть вещей?

Все замолчали, а потом удивились. Не словам отца, нет! Просто в тот день я сложил своё первое трёхстишье:

Молния в тучах,
Молния в древесине.
Путь меняет всё.

4. «Я буду ждать твоего возвращения»

Остров Девяти Смертей.

Таких островов в Чистой Земле десять или двенадцать, точно не знаю. Все они называются одинаково, как если бы мы говорили не о дюжине, а об одном-единственном, каким матери пугают непослушных детей. Наш остров расположен в десяти с лишним ри[33] от северо-восточного побережья Госю. В сущности, это даже не остров, а кучка голых скал, надводная часть вулкана, сокрытого в пучине.

Скудная растительность. Мерзкий климат.

Вулкан даёт о себе знать чаще, чем хотелось бы. Когда Идзанаги, бог-творец, рассёк своего сына Кагуцути, бога огня, мечом на восемь частей, которые превратились в вулканы — наш вулкан не вошёл в их число. Но нет сомнений, что и ему досталась частица плоти огненного божества. Последний раз он извергался семь лет назад. Тогда, помимо ссыльных, населявших остров, погибло торговое судно с грузом «чёрного риса». Корабль разбился в щепки и затонул, никто из команды не спасся. Болтают, что во время извержения вода делается тёмно-зелёной, как сосновая хвоя, и всякий, кто утонет в этой воде, обретёт бессмертие. Не знаю, так ли это. Ни один из утонувших моряков не вернулся, чтобы подтвердить или опровергнуть слухи.

Не вернулись и погибшие ссыльные. Кое-кто из них бросался в воду и раньше, гонясь не столько за бессмертием, сколько за быстрой смертью. Ждать извержения невыносимо; жить на острове Девяти Смертей невыносимей стократ. Жизнь здесь не бывает лёгкой, не бывает и долгой.

Моллюски у подножия скал. Места отдыха перелётных птиц.

Разве этим прокормишься?

Всем, кто заслуживал казни, предлагали совершить добровольное самоубийство. Все, кто отказался вспороть себе живот или перерезать горло, отправлялись на остров Девяти Смертей. В приговоре значилась ссылка. Это ведь не казнь, правда? Значит, судья, вынесший приговор, не виновен в смерти приговорённого. Кто виновен? Голод, холод. Жажда. Болезни. Акулы, не брезгующие человечиной. Дождь, снег, ветер. Иногда — вулкан.

Откуда взяться фуккацу?

* * *