Огибая деревенское кладбище, я всё время повторял: «Остальное — потом». Когда я забывал повторять эти мудрые слова, ноги сами поворачивали обратно, к злополучной могиле. Ох уж эти ноги!
3. «Бояться нечего?»
Изгородь была хлипкой, из серых трухлявых жердей и растрескавшихся бамбучин. Тут и там зияли прорехи. Ага, ворота. Одна створка распахнута полностью, другая наполовину. Входите-выходите — люди, звери, кто угодно.
Мы с Фудо переглянулись. Ладно, войдём и мы.
Сразу за воротами начиналась улица, за долгие годы утоптанная до состояния камня. Даже недавний дождь, который, к слову, закончился, не сумел её как следует размочить. Улицу, глухо завывая, подметал ветер. Гонял от дома к дому клочья прелой соломы, сорванные с прохудившихся крыш. Домá? Хибары, развалюхи: приземистые, кособокие. Крыши топорщатся гнилыми вихрами…
Тихий мерный скрип. Ага, калитка. Не заперта, вот и качается. Кроме этого скрипа и воя ветра, я не слышал никаких звуков, естественных для мест обитания людей. Голоса, детские вопли, собачий лай, какой-нибудь маломальский шум — ничего.
Улица — пустыня. Во дворах ни души.
— Эй! Есть кто-нибудь?!
Никто не отозвался, даже эхо.
— Эй! Живо сюда!
Ветер подхватил мой крик, унёс прочь.
— Куда все подевались?
Фудо пожал плечами.
— Пойдём по домам, — решил он. — Разделимся.
Разделимся? Мне здесь определённо не нравилось.
— Вы, Фудо-сан, идите вместе с Кицунэ-дзару. А я пойду с Мигеру.
— Вам боязно, Рэйден-сан?
В ответ я пожал плечами: точь-в-точь как Фудо. Архивариус усмехнулся: оценил.
— Хорошо, будь по-вашему. Идём.
Поначалу я стучал. В ворота, в заборы. Бил кулаком, пинал ногой. Я стучал, мне не отвечали. Тогда я входил. Грязь. Потёки плесени. Запустение. Ни души.
Гниющие колодцы. Заброшенные дома.
«Выберите дом, — велел инспектор Куросава. — Разожгите очаг. Разыщите что-нибудь съестное…» Он что, знал?!
Может, все ушли на праздник? Какой сейчас праздник? Ну, какой-нибудь местный, малоизвестный. Где они празднуют? В горном храме? И что, ушли туда с детьми? Со стариками? С собаками, наконец?!
Дом за домом. Двор за двором.
Мы с Мигеру — по правой стороне улицы. Фудо с инспекторским слугой — по левой. Старые циновки. Ветхие одеяла. Скудная утварь. Всё на своих местах. Кое-где пожитки были разбросаны в беспорядке, словно в них рылись. А может, просто бросили как попало. Из съестного нам удалось отыскать пять-шесть чёрствых лепёшек, два мешочка с просом и горстку сушёных овощей. Да, ещё миска каштанов.
Невелика добыча.
Я чуть не плакал, когда увидел, в какую дрянь превратилась паста из сброженных бобов, забытая в глиняном горшке. Воняло до небес! Есть это не рискнул бы и демон Ака-намэ, слизывающий грязь в банях для бедных.
Провизия вся целиком уместилась в корзинке из ивовых прутьев. Корзинку раздобыл Мигеру и носил за мной по пятам. Я же сгорал от стыда. Вор! Грабитель! А вдруг хозяева вернутся? Нет, не вернутся. Ты не можешь этого знать наверняка! Не могу, но знаю. Готов вспороть себе живот, если ошибаюсь.
Долг самурая — повиноваться своему господину. Я следую приказу. Мне велели отыскать еду. Ты слышишь, глупый стыд?
Стыд слышал. И не думал уходить.
Кстати, о приказах. Жилище, очаг. Может, этот дом подойдёт? Нет, крыша совсем негодная. Этот? Стоит криво, еле держится. Грянет буря, он и развалится. Вон тот? Вроде, поприличней выглядит.
Стой, дуралей. Что это?
Забывшись, я произнёс это вслух. На ответ я не рассчитывал, но Мигеру ответил. Похоже, каонай проследил за моим взглядом.
— La iglesia, señor[52]. Это храм, господин.
— Храм?
— Дом, где молятся богу. Храм людей христианской веры. Вы их называете кириситанами.
О храме переспросил не я, а Фудо — он как раз вышел из развалюхи напротив. Кицунэ-дзару тенью следовал за ним.
Храм выглядел вполне обычным домом, разве что побольше своих соседей. Он казался надёжным и крепким. Крышу недавно перекрывали — солома жёлтая, ещё не успела посереть. На крыше был установлен уже известный нам знак, он-то и привлёк моё внимание.
Крест.
Не из бамбука, а из тщательно оструганных досок.
— Ваши храмы выглядят так?
— Наши храмы выглядят иначе, господин. Это не простые дома, в каких живут люди. Их строят по-другому, как и ваши храмы.
— Почему ты решил, что это храм?
— Здесь жили бедняки. Они не смогли построить храм — такой, как нужно. Или не знали, как он должен выглядеть. Крестьяне отвели под него лучший дом в деревне. На крыше храма обязательно должен быть крест. Он здесь есть, господин, на единственном доме во всей деревне.
— Ты сказал: «жили»?
— Думаю, этих людей больше нет.
Перед домом с крестом улица расширялась. Мы оказались на маленькой площади, в самом центре деревни. Отсюда была видна вся Фукугахама: два ряда домов вдоль единственной улицы; ещё пять или шесть на отшибе — они торчали из склона лощины, как семейство грибов с трухлявыми шляпками.
— Сколько в Фукугахаме домов?
— Тридцать семь.
Слуга-обезьяна ответил раньше, чем кто-либо из нас успел сосчитать.
— А сколько могил на кладбище с крестами?
— Больше ста. Может, сотни полторы…