Рассказы ночной стражи

Страх сковал меня. Вдруг жадное остриё найдёт младшего дознавателя Рэйдена? Проникнет в случайную щель? Или того хуже, тяжеленный щит из мертвецов сломает мне хребет?

— Скорее! Берегите его светлость!

Я дышу полной грудью. Тяжесть исчезла, в свете фонарей я вижу инспектора Куросаву. В каждой руке он держит по мёртвому телохранителю, закрывая их телами сёгуна, а значит, и меня.

Я сказал: стрелы сыплются градом? Я ошибся. Страх, как известно, рождает чёрных чертей. Луки с колчанами только у конных убийц. Длинный лук в толпе зрителей вызвал бы недоумение, а следом — подозрение, так что стреляют, не покидая сёдел, лишь эти трое. Ну, может, ещё кто-то, прячущийся между домами или на крышах. Большое расстояние, вечерние сумерки и скверное освещение сводят их стрельбу на нет.

Всадники опустошили колчаны. Надо ловить момент, пока им не поднесли новые. Будь я заговорщиком, позаботился бы о запасе стрел.

— Боги не терпят измены!

Кто это кричит? Ага, господин Сэки. Хвала небесам, старший дознаватель жив.

— Corijo tu! Besa mi culo![76]

И Рикарду-доно жив. Я вижу, как блестит сталь его клинков, расчищая место вокруг молодого ворона. Куда он пробивается? К нам? Ну да, Фирибу-доно — его господин, капитан корабля, а Фирибу-доно здесь, на помосте.

Наверное, боги и впрямь разгневались. Ещё бы! Дорожка для скачек посвящена им, а её взяли и использовали для такого постыдного дела, как покушение на господина. Вечер и суматоха не позволяют увидеть, быстро ли сбежались тучи, но дождь полил как из ведра. Налетает ветер, усиливается, срывает фонари и швыряет их друг в друга. Если раньше пламя факелов напоминало цельные, вытянутые к небу лоскуты ткани, то сейчас оно превращается в рваную дерюгу. Каждый третий факел гаснет, темнота отвоёвывает большие участки пространства.

Темнота кипит, ярится пеной.

— За мной! — ревёт инспектор. — Следуйте за мной!

Он поднимает мертвецов и швыряет вниз, в группу вооружённых людей, пробивающихся к помосту. В Фукугахаме вооружены все, но эти мерзавцы успели обнажить свои мечи с недвусмысленными намерениями.

— Шевелитесь! Все, кто верен клану Ода, сюда!

Я вскакиваю, поднимаю растерявшегося сёгуна. Забрасываю его руку себе на плечи: так мне легче тащить господина Кацунагу, потому что сам идти он не может. Не думаю, что он ранен или сильно расшибся. Ему надо дать время, говорю я себе. Он опомнится, придёт в себя и возглавит нас. А пока я должен беречь его для этого.

— Прыгайте, господин! Я поддержу вас!

Если бы я его не потянул, он бы не прыгнул. А так мы даже устояли на ногах после прыжка. Я удивлён такому повороту дела, но быстро замечаю, что вторая рука господина Кацунаги вцепилась в плечи Сэки Осаму. Вдвоём мы подняли сёгуна, как мешок с рисом — да простят мне это низкое сравнение! — и без помех переставили с помоста на землю.

Сверкают мечи.

4 «Это настоящий ад»

Сколько человек преградило нам путь?

Пять? Шесть? Больше?!

Боясь отпустить сёгуна — по-моему, он плохо держится на ногах — я неуклюже выхватываю свой собственный меч, но оружие мне без надобности. Четыре клинка бьют по дерзким: с тыла в них врезается Рикарду-доно, который наконец проложил себе путь к помосту, а в лоб самураев-изменников атакует Мигеру, выскочив из своего укрытия. Какое счастье, что я растяпа и бездельник! Слово чести, я собирался вернуть оружие старшему ворону, да так и не вернул в праздничной суете! У моего слуги всё ещё меч и кинжал Фирибу-доно. Волчья лапа далёкого Тореду, выбитая на стали, придаёт безликому сил, а гнев, каким пылает Рикарду-доно, способен поджечь гору.

Я впервые вижу, что людей можно перемолоть, как зерно в мельничных жерновах.

— Все, кто верен клану Ода…

Инспектор машет рукой, указывая путь. Судя по жестам, Куросава зовёт всех, кто остался предан господину, пробиваться за помост. Этот путь ведёт на западный край площади, и дальше — вверх по склону, к цветущим сакурам, где обустроена резиденция сёгуна. Полагаю, инспектор намеревается укрыть господина в одном из домов, после чего нам останется лишь одно — биться насмерть, не позволяя убийцам войти под крышу к намеченной жертве.

— Нельзя! — истошно ору я, срывая горло. — Туда нельзя!

У меня нет времени объяснять инспектору, что его план — подарок разъярённой погоне. Вступи мы на узкую тропинку, и нам ударят в спину, вынудят пятиться, отбиваясь, не позволят в тесноте поддержать друг друга. Дождь сделает гладкие камни, которыми вымостили тропу, скользкими как лёд. Кто-нибудь обязательно поскользнётся, покатится вниз. Нас вырежут по одному раньше, чем мы доберёмся до резиденции. А даже если нам и повезёт укрыть сёгуна в доме — вряд ли изящные строения, предназначенные для отдыха и развлечений, имеют что-то общее с крепостью, которую можно оборонять.