Рассказы о чудесном

— Брысь, полосатый, усатый! — отшучивался маляр. — Тоже мне, прекрасная птица — таракан, который сидит на тарелке и колотит по ней своей кожаной задницей!

— А не пора ли тебе, маляр, вспомнить французскую поговорку «после меня хоть потоп»? — взывал к его совести всемирно известный кот.

— Конечно, в такую погоду не вмиг проветрится, но никто же не спит на кухне! А летом, знаешь, какая очередь на ремонт? Небогатому человеку туда не прорваться, — говорил маляр, отрезая кусок горячей баранины.

Всемирно известный вернулся в комнату и разлёгся, назло мальчику продолжая шуршать:

— Истеблиш-ш-ш, теблиш-ш-ш, теблиш-ш-ш!

Эта жвачка звуков с чавканьем и шипеньем заклеивала мозги, барабанные перепонки, раздувалась отёком в гортани, распузыривала на теле волдыри крапивных лепёшек. И от этого мальчик в мыслях заплакал:

— Ты же сам говорил, что у вас беднякам приходится туго. Отдай свои деньги бедным и перестань, наконец, так противно ими шуршать!

Всемирно известный, услышав такое, задрал свой пушистый хвост, угрожающе выгнул спину и рявкнул:

— Меня раздражают представители истеблишмента, играющие в бунтарей! У меня есть большие деньги, я запрограммирован ими шуршать. Я терпеть не могу, когда на меня не обращают внимания!

Из него посыпались искры зелёного цвета и синего. В этих искрах он пукнул развесисто.

Мальчик отлепил от подушки свой горячий, мокрый висок, вылез босыми ногами из-под раскалённого одеяла, отодвинул громоздкий стул, на котором светилось белое блюдце с яблоком, подошёл к окну, сгрёб всемирно известного и выпустил в форточку.

Всемирно известный отчаянно цеплялся за штору, царапаясь и сверкая фосфорическими зрачками. Он пытался захлопнуть форточку лапой, закрыть на крючок, и ни за что не хотел он прыгать на мокрый балкон и спускаться оттуда на улицу по скользкой пожарной лестнице в такую промозглую, мерзкую погоду, как наша!..

От сильного ветра листок на яблоке зазвенел и отпал. И на обратном пути мальчик съел это небесно прохладное яблоко, не просыпаясь. Но видел, что блюдце продолжало светиться, и каким-то чудесным образом свет его постепенно превратился в новое яблоко. С листиком.

Корнеплод

Красавица репа, янтарная, гладкая, сладкая, звонкая и сияет. Кое-где по бокам одинокие нитки вьются, — пришита была к земле, да вырвали вместе с нитками, ухватясь за хрустящий куст кучерявой ботвы, за чубатую гриву, за репник, репняк…

На просторах, дождливых и ветреных, на полях, измождённых свирепостью-репостью героических будней, окопался сказочный наш витамин, персонаж карнавальный. Проще пареной репы, всем народом навалились, вытащили репку и отправились в Сибирь: дедка — за репку, бабка — за дедку, внучка — за бабку, жучка — за внучку. Всем по репе настучали!..

А помидор с огурцом для наших сказок гниловаты, не тянут на вечность, мало овощехранилищ. Другое дело — Италия. Несмотря на Муссолини, там навалом овощей, на русский не переводимых. В итальянских сказках они кувыркаются, строят интриги, зловредные козни, а также себя проявляют с наилучших, благородных, непрогнивших сторон.

Но репка, репочка, репушка, репонька наша, в особенности турнепс, — вещь ни с чем не сравнимая в годы испытаний. Драгоценней всех изумрудов сей корнеплод.

А годы испытаний у нас сплошняком, если к ним же относятся годы пытаний…

И я тащила её, оттирала, отмывала до блеска, за хвостик брала, — и работала моя репочка зеркалом, шло в ней кино жизни.

Вон за тем холмом, где туман предзимний томится над репным полем, три оборванца варят репу с капустой на костре, в металлической каске. Из плена они идут, с чужбины на родину. Зубы, как семечки, сплёвывают. Вшами проедены — до мозгов. От голода светятся, от поноса. Где капусты урвут, где свеклы, где репы, — так и дойдут до отчизны родимой, до следственной камеры, до тюрьмы пересыльной, до лагерного барака, до лесоповала, до ссылки, до угольной шахты, до рудника, до скончания срока, до паспорта, до билета на поезд в южный райцентр, где огромные мальвы, сирени цвели под окном избяным.

Репа, Brassica napus, господня лепешка, расплющенный шар с витамином по имени Цэ («Цэ твоя Батькивщына!»), с каротином и сахаром. Вот лежит она мытая, свежая, милосердная жертвенно, свято. Из рода капусты. Растет на всех континентах. Нечернозёмный гектар выгружает нам три с половиной сотни центнеров её золотистого, сочного мяса, — если не врет ЦСУ (царство секретного ужаса).

— Репой питались, пареной репой, репной похлебкой и кашей, а строили, побеждали!.. Какая была дисциплина, какой всенародный порядок, вера, надежда, любовь, идеалы, геройство, единство, доблесть и подвиги — на каждом буквально шагу! Мощный расцвет культуры, искусства, науки, тяжелой индустрии!.. Непобедимая армия, дружбы народов надёжный оплот, безупречная нравственность, духовная красота! А песни, какие песни!.. Духовые оркестры, симфонии!

— У меня вопрос: сколько репы вашей семье выдавали в кремлёвском закрытом распределителе, по спецталонам на так называемое «лечебное питание»?

— И что вы лично построили? И кого лично вы победили?