Напрягая слух до боли в ушах, каждую секунду ожидая прибытия полка, Криворучко приступил к переговорам. Переговоры были шедевром партизанской дипломатии. Они продолжались не более грех минут, но этого времени было достаточно для того, чтобы полк подошел, в молчании вытянувшись вдоль канавы за спиной своего командира.
Два полка стояли друг против друга с развернутыми знаменами. Их отделяли всего лишь несколько метров. Разговаривало только двое. Бойцы молчали, но и у них и у коней нервы были натянуты как струны. В этом зловещем молчании чувствовался надвигающийся топот атаки, свист шашек, пулеметная трескотня, кровь и смерть.
Гайдамаков было примерно вдвое больше, чем котовцев, Но толстый полковник уже перестал улыбаться, на него подействовала зловещая тишина, он почуял недоброе.
— Довольно дурака ломать, Криворучко! — крикнул он. — Кладите оружие, а то сейчас передушим вас, как кроликов!
Как раз в эту минуту к Криворучко подъехал начальник пулеметной команды, краснощекий Брик. Его всегда выпученные глаза искрились веселыми огоньками. Криворучко буркнул себе под нос нечленораздельную команду. Фронт котовцев треснул пополам, и лава раздвинулась, как театральный занавес. В образовавшемся прорыве весело застрекотали в упор по противнику двадцать станковых пулеметов, и где-то совсем близко раздался хриплый голос старого командира батареи, папаши Просвирина.
— Ка-а-рте-ечь! Пе-е-е-рвая! Ого-о-нь!
Казалось, что в затянутый туманом овраг обрушилось небо. Сразу не стало впереди за канавой синих жупанов. Выхватив шашки и налетая друг на друга в невероятной толкотне, котовцы, разомкнувшись к флангам, брали канаву и рубились уже на той стороне. О таких схватках кавалерийские командиры мечтают годами это был настоящий конный бой лицом к лицу, сражение, в котором ни один из бойцов не имел ни времени, ни возможности прибегнуть к огнестрельному оружию. Около двухсот лошадей и семь пестрых петлюровских бунчуков захватил в этот день Криворучко.
Вот как выглядел тот бой, в котором, по словам атамана Тютюника, гайдамакам удалось «пощипать» котовцев.
Гражданская война низвергла с пьедестала тактику, которую мудрецы военной науки составляли в течение нескольких столетий. Гражданская война создала новую тактику тактику гражданской войны.
Котовский находился в глубоком тылу противника, связь с дивизией была эпизодической. Его окружали вражеские силы, превосходящие его в несколько десятков раз. Конечно, нужно было быть очень осторожным, но противника все же он не боялся.
Была ночь, тишина; лишь временами где-то далеко громыхали орудия. В бывшем будуаре поповской дочери горело две коптилки у попа не было керосина, в бригаде — тоже. На полу на подушках стонал и бредил раненный в голову навылет начальник пулеметной команды первого полка Слива. Накануне проказница пуля угодила ему в переносицу и вышла через затылок (впрочем, через десять дней счастливчик Слива сидел снова в седле). У полевого телефона дремал телефонист; адъютант Котовского невероятно засаленными картами раскладывал пасьянс; за дверью, в сенях, комиссар бригады, фыркая и всхлипывая, умывался. Котовский сидел над картой. Он обдумывал новую операцию, подобную своей исторической операции под Тирасполем. Операция эта заключалась в таранном ударе в гущу неприятельского фронта с глубоким проникновением в тыл, с захватом переправ и конечной атакой с тыла противника по его фронту.
Напротив Котовского сидел помощник начальника штаба, бывший штабс-капитан Садаклий. За три года работы с Котовским он растерял все свое штабс-капитанство — ни разу не осмелился высказать своих стратегических познаний.
Разведка привела «подозрительного»; обыкновенный украинский парень в рваных сапогах, с посиневшими от холода руками, в кафтане из домотканого коричневого сукна. «Подозрительный» признал Котовского и широко улыбнулся. Запустив руку глубоко за пазуху, откуда-то из недр исподнего достал он пропитанный потом пакет. «Подозрительный» оказался гонцом из дивизии, переодетым в вольное платье. Минуя свои и неприятельские разъезды, подъезжая где на крестьянской, где на петлюровской подводе, лавируя, притворяясь и обманывая встречных и поперечных, расспрашивая обывателей, заговаривая зубы подвыпившим казакам, прошел он за двое суток шестьдесят километров через несколько фронтов.
Командир дивизии писал, что, по сведениям разведки, конница есаула Яковлева начала обход дивизии с правого фланга, угрожая разгромом тылов и захватом основных коммуникационных линий. Командир дивизии просил Котовского либо немедленно отступить на линию фронта, разыскать Яковлева и р-азбить его, либо проделать какую-либо другую операцию, могущую надолго отучить противника от активных действий.
Пока Садаклий расшифровывал дивизионный приказ, гонец заснул стоя у стены. Его уложили на пол, подложив под голову седло разбудить курьера оказалось невозможным.
Принесли еще две коптилки, попадья бесшумно хозяйничала в комнате, испуганно, как борзая, поджав уши.