— Правильно сказано, командир. Не до шику сейчас. Доконаем пана, тогда и почистимся!
Политрука поддержал вахмистр Митрюк. Он тронул коня, картинно подбоченился и напустился на бойцов взвода Яблочко:
— Чепуху городите, разбойники. Красный кавалерист должен блестеть как иголочка! Чтоб брюки были в складочку, как у Котовского, чтоб каждый был красив, как командир полка Нягу. Иначе на улицу Львова не пущу! Фигу получит у меня тот, кто придет за увольнительной, как лопух!
Кавалеристы переглянулись, сделав вид, что огорчены предупреждением вахмистра.
— Ну и строгий ты у нас, Федя, — заступился за своих бойцов взводный Яблочко. — Куда злее того вахмистра, который не один раз сажал меня в карцер на действительной царской службе.
— А по-другому нельзя, голубок ты мой, — ответил шутливо Митрюк. — Львов не Тараща. В этом городе на красных кавалеристов, поди, будет глядеть вся Европа! Стало быть, кому-кому, а котовцам надо быть на большой с присыпкой, как я понимаю!
— Правильно, вахмистр, — кивнул головой эскадронный Девятое, поглядев на Митрюка одобрительно. — Всадник-растрепай в эскадроне хорошего вахмистра хуже бельма на глазу!
Польщенный похвалой эскадронного командира, Митрюк выпятил грудь, пустил коня рысцой по обочине дороги.
Когда шум и гам поутихли, из первых рядов взвода Яблочко к политруку обратился боец Охрименко:
— Значит, вызволим Галичину, товарищ политрук, и замиримся со шляхтой? Так, что ли?
— Почему со шляхтой? — удивился политрук. — Мириться будем с хозяевами Польши, с рабочими, стало быть, с крестьянами.
Остап Охрименко все время внимательно слушал политрука. А потом решительно, как бы давая клятву, громко сказал:
— Пиши и меня в партию, политрук! Пиши большими буквами, чтоб на всю жизнь вместе с нею, с партией!
Политрук придержал коня, поравнялся с Охрименко и молча протянул ему большую крепкую шахтерскую руку. В рядах эскадрона послышались возгласы одобрения. Десятки рук потянулись к Охрименко с поздравлениями. Больше всех обрадовался вахмистр Митрюк:
— Значит, одолел азы политграмоты?! Молодец, Остап! А я, бостан[11], ни в какую. Пока разберусь в тех буковках да вылеплю слово, так иной раз аж взопрею даже!
— Не беда, вахмистр, — рассмеялся Охрименко. — Важно знать буквы, а политграмоту одолеем вместе! Я тоже не дюже грамотный. В школу ходил только две зимы. На третью, видишь ли, у батьки на обувку денег не хватило!
Иштван Месарош дал повод коню и подъехал к Шимряеву ближе. Политрук почувствовал на себе взгляд Месароша и оглянулся.
— Видишь, Иштван, как множатся ряды нашей партии?! А это значит, что ты скоро увидишь свою Венгрию, обнимешь жену, родителей.
Десятки мадьяр с интересом наблюдали за разговором политрука с их командиром.
— Ох и хорошо было б, политрук, если бы мы добрались до Венгрии. То-то была б радость победы! Весь эскадрон напоил бы токайским!
— Выпьем, Иштван, за этим дело не станет, — ответил политрук, оглянулся и подмигнул мадьярам. — Дай только довести дело до желанного конца. Будет победа, будет вино, будет и пиво!
Настроение политрука передалось всему эскадрону.
Запыленные и обветренные, бойцы весело и долго еще обсуждали каждое слово своего политрука, не скупясь на хлесткие эпитеты в адрес Хорти и Пилсудского и всех тех, кто противился миру на земле и дружбе людей, и от всей души желали своим соратникам-мадьярам скорой встречи с домашними.
В один из решительных дней наступления на Львов, когда в город с часу на час должны были ворваться конные дивизии Буденного, котовцы узнали вдруг, что наступление Красной Армии на Варшаву остановлено. Прошел слух, что войска белополяков, оттянутые было за Вислу, получили от держав Антанты поддержку оружием, снаряжением, техникой и повели наступление на восток. А на другой день стало известно, что Конная армия Буденного прекратила бои на окраинах Львова и двинулась в сторону Владимир-Волынска на помощь Западному фронту.
С уходом буденновцев соотношение сил под Львовом резко изменилось. Группа войск Якира оказалась перед противником, располагающим двукратным превосходством в пехоте и коннице. Польские генералы Желиговский, Галлер и Карницкий обрадовались сложившейся ситуации и навалились на войска Якира всеми силами.
Котовцы вступили в полосу новых сражений, самых напряженных за всю польскую кампанию. Однако, как ни куражились вражеские силы, добиться успеха им не удавалось. Пехота Якира по-прежнему продвигалась с упорными боями на Львов. Котовцы быстро перемещались с фланга на фланг своих пехотных бригад, поддерживая их полки во всех трудных положениях.
В один из таких горячих дней котовцы, прикрывая стык двух пехотных дивизий Якира, сделали поздним вечером привал у края дороги, на опушке лиственной рощи.
Бойцы эскадрона Девятова расположились в глубине рощи и кормили лошадей.
— Не поймешь, что творится, — ворчал вахмистр Митрюк, переседлывая коня. — Ежели паны на Западном перешли в наступление, так буденновцам сам думнезэу[12] велел нажимать на Львов. Лучшей помощи Западному фронту даже драк[13] не придумал бы!