Рассказы о котовцах

— Не всякое слово в строку пишется, — заметил взводный Яблочко. — Прямой или косой расчет, а буденновцев здесь уже нет. Факт! Теперь будем нажимать на Львов своими силами. — Помолчав, задумчиво добавил: — Толкуют, что получен приказ завтра же двигать на Львов. Ясно, как дважды два, что трудновато будет без буденновцев.

Эскадронный Девятов разделял мнение своего вахмистра, но дипломатично молчал, ожидая, что скажут другие.

Политрук Шимряев, копаясь в переметных сумах, тоже внимательно прислушивался к разговору. Управившись, он вышел из темноты, подошел к спорщикам и сказал наставительным тоном:

— Не нашего ума это дело, товарищи. Приказ начдива наступать на Львов закон! И нечего нам с вами гадать да прикидывать. Не в числе бойцов наша сила, а в революционной ярости. Это понимать надо!

— Что верно, то верно, — пробасил среди фуражных повозок помощник взводного Сторчаков. — Только с буденновцами нам было бы сподручнее. Бить одним кулаком хорошо, а двумя лучше!

Эскадронный Девятов осадил Сторчакова.

— Будет тебе кулаки считать, Федор, — сказал эскадронный. — Помоги-ка лучше фуражиру раздать зерно по взводам.

— Это можно, — согласился Сторчаков. — Это нам как щенка подковать!

И, взобравшись на повозку, стал помогать сгружать мешки на землю.

Небо было затянуто тучами. Зажигать костры запрещалось. Эскадронный кашевар сварил пшенный суп еще на марше и теперь вполголоса зазывал бойцов подкрепиться.

Фуражир Жариков организовал раздачу овса неподалеку от походной кухни.

— Налетай, ребята, — простуженно хрипел фуражир. — Разбирай овес и рассовывай по саквам[14]. Завтра выдачи не будет!

На призыв фуражира откликнулся взводный пулеметчик Андрей Белый:

— А что случилось, Потапыч? Неужто опять колесо подводит?!

— Подводит, а что? — огрызнулся фуражир. — Тебе налегке, поди, и лихо не беда! Знай воюй себе! А у меня овса еще тридцать мешков. Что прикажешь делать с ним, ежели колесо пошло восьмеркой?!

— А ты сдай лишний овес генералу Карницкому, — пошутил Белый. — Ему труднее будет улепетывать, а нам полегче станет настигать его!

В кустах кто-то кашлянул и сочувственно зашамкал нарочито старческим голосом:

— Не грыжет попа телега, грыжет жадне колешо…

И тотчас из-за ближнего куста послышался бойкий говорок Ивана Ксенофонтова, отделенного командира из взвода Яблочко:

— С Карницким сейчас шутки плохи. У него ни много ни мало, а полторы тысячи сабель! Если только доберется до нашего овса, так возьмет его вместе с фуражиром!

— Так мы ему и дали, — хмыкнул Белый и угрожающе перебросил с плеча на плечо свой «шош» — ручной пулемет. — Вот приедет на днях Котовский, он сразу задаст этому Карницкому и овса и жару!

Шутка Белого рассмешила бойцов, а имя Котовского вызвало оживление.

— Только бы скорее приезжал комбриг, — затараторил Остап Охрименко. — Я ему в первый же день целый улей меду приволоку.

— А я груш натрясу! — подхватил чех Изахар Спачил. — Целый мешок. Пусть кушает на здоровье!

Фуражир перебил кавалеристов:

— Чего тянете время? Скоро рассвет, а вы зубоскалите. А ну разбирай овес, дьяволы!

Бойцы словно по команде притихли и один за другим стали проворно принимать овес для своих взводов.

Пришла очередь получать зерно полуэскадрону мадьяр, но приемщики Месароша не появлялись.

— Эй, Иштван, друг ситный, — сказал в потемки Жариков. — Давай людей за овсом, не задерживай!

Месарош в сопровождении Сабо и Ковача медленно подошел к повозке Жарикова и бросил к его ногам мешки, свернутые рулоном.

— Насыпай, — сказал безучастным голосом Месарош. — По взводам сами разделим.

Жариков заметил удрученное настроение мадьяр.

— Что невеселы, братаны? — спросил Жариков, наполняя подставленный мешок. — Чего нахохлились? Давай веселее!

За мадьяр ответил Юлиан Степанюк. Он забежал в расположение третьего эскадрона на минуту-другую, чтобы разрешить свои сомнения, вызванные уходом буденновцев из-под Львова.

— А чего им радоваться?! — с досадой в голосе сказал Степанюк. — Я целый год рвался до дому, а побыть пришлось не больше часу. Не успел обнять матку, приголубить сестричек, как польские уланы тут как тут. Если б не добрый конь, сидеть бы сейчас мне в польском лагере. А нашим приятелям, — кивнул на мадьяр, — дорога до дому дальняя! Только на днях мы вместе тешили душу, что возьмем Львов, двинем за Карпаты, и вдруг осечка! От они и закручинились.

— Понятно, — сочувственно почесал за ухом фуражир, потом помог Ковачу взвалить мешок с зерном на спину и дружелюбно похлопал его по плечу. — Шагай, камрады, только, чур, не горевать! Рано ли, поздно ли, а до Венгрии мы доберемся. Нет такого закона, чтоб лишать человека родины!

Месарош поглядел на фуражира и сказал глухим голосом:

— Закона такого нет, но есть Хорти. Эта кровавая собака никогда не пустит нас добром на родину! И выходит, фуражир, что без боя, без драки не видать нам Венгрии…

Жариков не ответил, только шумно вздохнул, устало опустился на мешок с зерном и принялся свертывать цигарку.

…На дороге появились бойцы из боевого охранения.