Нисколько не удивительно, что один из богатейших людей России, Аммос Прокофьевич Демидов, считающийся первым хозяином этой обширной московской усадьбы, задумал поставить против фасада волшебные врата. Прадед его был кузнецом и на уральских заводах слыл редкостным мастером. На одном из тех заводов, уже принадлежавших Демидовым, крепостной виртуоз Д. Т. Сизов и отлил эту чугунную вязь. И герб тоже. Только в советское время герб аккуратненько сшибли — будто его и не было вовсе: негоже над социалистической столицей терпеть вензеля дворянские…
Ноги сами понесли в эти ворота, к чудному зданию, вполне такой ограды достойному. Нет прямых доказательств тому, но дом приписывается Матвею Федоровичу Казакову — рука его. Пропорции, планировка — все в фасаде и в стенах выдает замысел великого зодчего. Хотя иногда и говорят, что, возможно, кто-то из учеников его дом создавал. Пусть это остается не вполне решенной загадкой. И все же думать, что казаковская это работа, как-то приятнее…
Сейчас здесь — храм Книги. В древнем доме, который дряхлым никак не выглядит, более полувека размещается Государственная научная педагогическая библиотека. Входишь — и мигом погружаешься в XVIII век: узкие, сводчатые проходы, овальные проемы — так и кажется, что вот-вот появится кто-то с канделябром в поднятой руке…
От парадной лестницы, к сожалению, ничего не осталось, зато черная, недавно отделанная, выглядит в полном смысле парадной. Поднимаешься — и нарастает ощущение грядущего праздника, неожиданной встречи с теми, кто здесь когда-то бывал… А вот и высокие двери в великолепный зал с рядами склоненных голов над книгами. Читалка располагается в танцевальном зале Демидовых: старинный камин, ряды белоснежных пилястров по стенам, над которыми вытянулся тонкой лепнины фриз… Считается, что и Пушкин бывал здесь, и Лермонтов, и Жуковский… Есть свидетельство, что Гоголь незадолго до смерти побывал в этих стенах…
Хорошо, что здесь теперь Книга живет. За все свои сокровища библиотека внесена в список библиотек со статусом «особой общественной значимости для России». Как-никак — полтора миллиона томов, и среди них издания редкостные. Книги Петровской эпохи, замечательная коллекция русских букварей, знаменитая Острожская библия, отпечатанная в имении князя Острожского в 1581 году, книги, по которым Михайло Васильевич Ломоносов учился: «Грамматика» Мелетия Смотрицкого и «Арифметика» Леонтия Магницкого и много чего еще, что составит гордость любого собрания книг.
Книги молчаливы, пока в руки не попадут, безропотны, вдруг о помощи не закричат, книги все-таки требуют непрестанной заботы. Они любят жить обязательно в темноте — как пугливые и беззащитные существа. И воздух, которым дышат они, — тоже особым должен быть: не слишком сухой, но и не чересчур насыщенный влагой.
Спускаюсь в один подвал, где книги хранятся, по витой узкой лестнице, где и двоим худеньким ребятишкам не разойтись, и еще ниже, — по такому же в точности — ну прямо в преисподнюю, хоть и сухую, и теплую. Да только уж слишком сухую и слишком теплую… Люди, которые здесь работают, дышат таким воздухом, что не приведи Господи… Санэпидстанция провела замеры и по всем показателям признала условия труда библиографов вредными: ни света божьего, ни глотка свежего воздуха… И стены по полу грибком попорчены. Он же и книгам несет гибель, этот грибок…
Лучшее средство против вездесущего грибка, разумеется, деньги. Посильнее любой химии будут. А денег, как всегда, не хватает.
Дом здорово изменился после огненных дней 1812 года. Я видел чертеж главного фасада, каким изначально он был построен. Четкие ряды окон, выдержанные в удивительно точных, математических пропорциях, и никаких украшений. Строгость и четкость академические. Ни колонн, ни лепнины — Казаков мог вспыхнуть в своей фантазии, а мог и таким, изысканно-сдержанным быть. К 1826 году бывшая демидовская усадьба уже записана за почетным московским купцом Н. М. Козлининым, который, как предполагается, восстановил усадьбу и дому другой облик придал. Появился классический фронтон, поддерживаемый рядом коринфских колонн, опирающихся на арки главного входа, под окнами — коротенькие рядки пузатеньких балясин, между вторым и третьим этажами — барельефы и медальоны с аллегорическими изображениями, смысл которых не всякий поймет. Красиво, мне нравится. Но другим, совсем другим был раньше дом…