Насколько я могу понять, спустя совсем немного времени под столь сильным давлением на психику стойкость архидиакона начала сдавать. Я не привожу здесь все те тягостные размышления и крики отчаяния, которые впервые начали появляться в его записях в конце декабря и январе, а затем стали более частыми. Все это время он упорно продолжает писать в своем дневнике. Не знаю, почему он не сообщил об ухудшении своего здоровья и не обратился с просьбой предоставить ему лечение в Бате[234]
или Брайтоне? Впрочем, надо полагать, это вряд ли бы ему помогло, так как он был таким человеком по своему складу, который если окажется во власти неприятностей, то сразу сдается, и он прекрасно знал об этом свойстве своего характера. Он пытался уйти от всего этого, приглашая к себе в дом гостей. Всё это он записывал:7 января. –
Я сумел уговорить моего кузена Аллена приехать ко мне на несколько дней погостить, он будет жить в той комнате, что рядом с моей.8 января. –
Тихая, спокойная ночь. Аллен спит крепким сном, но он жаловался на то, что всё время дует. А у меня всё по-прежнему: кто-то шепчет, шепчет не переставая. Откуда это я слышу?9 января. –
Аллен говорит, что в моем доме очень шумно. Он тоже видел необычайно крупного и красивого кота, только тот ужасно дикий.10 января. –
Мы с Алленом были в библиотеке до 11 часов. Он выходил два раза посмотреть на то, что горничные делают в холле. После того, как он вышел во второй раз и затем вернулся, он сказал, видел одну из них в конце коридора когда она проходила через дверь, и еще добавил, если бы его жена была с ним – она бы их быстро заставила по струнке ходить и работать как надо. Я его спросил, какого цвета на ней было платье, а он ответил, серое или белое. Думаю, всё точно так и было.11 января. – Аллен уехал сегодня. Мне нужно крепиться.
Эти слова: «Мне нужно крепиться»,
– встречаются снова и снова в его записях в дневнике, по дням следующим один за другим. Иногда написана только эта фраза. В этом случае написана она очень крупным почерком и видно как перо продавило бумагу с такой силой, что наверно даже сломалось от такого нажима.По-видимому, друзья архидиакона не замечали никакой перемены в его поведении, и это заставляет меня с уважением относиться к стойкости и мужеству, проявленным им. В дневнике уже нет ничего интересного, мы подходим к последним дням его жизни. О его смерти сообщается в газетном некрологе: