Я не буду дальше приводить подробное описание всех тех ужасов, которые пережил этот человек, ввиду того, что я абсолютно уверен в том, что интеллект моего читателя позволит ему уловить ту параллель, которую я хотел провести. А не является ли это сокровище символом того Искупления, которое человек может получить сойдя с Пути Мирских Удовольствий? А не может ли этот Лабиринт восприниматься как Образ самого Мира, где (если верить тому, что говорят) спрятаны сокровища?»
Прочитав это место, Хамфрис решил, что его упорство, в конце концов, было вознаграждено. Также ему показалось, что вывод, предложенный автором, оставляет желать лучшего. Он положил книжку на прежнее место, и почему-то подумал о том, читал ли когда-нибудь его дядя этот отрывок или нет, а если читал, то, наверное, из-за него разыгралось его воображение, после чего он невзлюбил свой лабиринт, да так сильно, что решил его закрыть и никого туда не пускать. Через несколько минут он отправился спать.
Новый день принес новые хлопоты и новые заботы. С самого утра было много тяжелой и утомительной работы, за которую слуги под руководством мистера Купера принялись смело, а тот, не смотря на то, что любил поговорить, прекрасно справлялся с должностными обязанностями управляющего. Этим утром он был очень весел (я имею в виду мистера Купера), к тому же он не забыл о том, что ему приказали убрать в лабиринте. За это дело он взялся сразу. Его дочь сидела как на иголках, с нетерпением ожидая, когда же они, наконец, закончат. К тому же он надеялся на то, что мистер Хамфрис всё еще спит блаженным сном праведника, и благодаря хорошей погоде им удастся завершить до того, как он проснется. Во время ланча он решил подробно рассказать о картинах, висевших в столовой, и почему-то остановился на портрете создателя храма и лабиринта. Хамфрис рассматривал портрет внимательно и с большим интересом. Это была работа итальянского мастера, созданная в то время, когда молодой господин Вильсон был в Риме (на заднем фоне было видно Колизей). У дяди на этом портрете было худощавое, бледное лицо и большие глаза, они словно пытались заглянуть в душу, оставить без внимания такой портрет было просто невозможно. В руках он держал наполовину свернутый свиток, на котором можно было различить план здания замкнутого цикла, вероятней всего храма, и часть какого-то лабиринта. Хамфрис специально для того, чтобы лучше его разглядеть, принес стул на который и встал, правда, план этот не был выполнен с достаточной четкостью, поэтому скопировать его не получилось. Вдруг ему в голову пришла интересная мысль, он решил, что и сам может сделать план своего лабиринта, а потом повесить его в холле, дабы его друзья, приходящие к нему в гости, могли им воспользоваться.
После обеда он твердо решил выполнить такое свое намерение. Произошло это после того, как пришли мисс и миссис Купер, которые сгорали от желания побывать в лабиринте. Вдруг он понял, что не сможет довести их до центра. Садовники убрали все указатели, стоявшие там, и даже Клаттерхэм, когда его позвали помочь, чувствовал себя абсолютно беспомощным, также как и другие. – Дело в том, господин Вильсон, ой, извините, Хамфрис, такие лабиринты специально строят так, чтобы в них человек мог заблудиться. Но, если вы будете идти за мной и не будете отставать, то я думаю, что смогу вас провести по нему. Я положу свою шляпу вот здесь, пусть это будет началом нашего пути. Он пошел ковылять и спотыкаться по тропинкам между кустов, а через пять минут вывел всю компанию обратно к той же самой шляпе. – Однако, интересно получается, – несмело произнес он, сопровождая свои слова глуповатым смешком. – Я был абсолютно уверен в том, что положил свою шляпу под кустом ежевики, а сейчас вы сами видите, что никакого куста ежевики на этой тропинке и в помине нет. Если вы мне позволите, господин Хамфрис, так вас зовут если я не ошибаюсь, сэр? Я позову кого-нибудь из рабочих, чтобы они поставили здесь указатели.