И эта ночь была сказочной и тихой, и опять Хамфрис оставался у открытого окна так долго, как только мог. Об ирландском тисе он вспомнил опять, когда собирался задернуть свои занавески. В любом случае, сейчас он уже не хотел его трогать, придя к выводу, что негативное впечатление в прошлую ночь возникло из-за ночных теней, которые ввели его в заблуждение, а на самом деле это дерево таким отвратительным не было, как ему сначала показалось. Единственно, что нужно непременно убрать, уже думал он, так это огромную темную кучу, которая лежала прямо возле дома и мешала обзору из окон нижнего этажа. Она совсем не выглядела достойной того, чтобы её не трогали, и гораздо больше напоминала зловонную кучу мусора, и это самое малое, что он мог о ней подумать.
На другой день в пятницу, а он приехал в Уилсторп в понедельник, сразу после ланча в своем экипаже пожаловала леди Уордроп. Это была статная пожилая дама, язык которой не замолкал ни на одну минуту, она очень старалась понравиться Хамфрису, угодившему ей своей готовностью предоставить всё то, о чем она мечтала. Они вместе осмотрели сад, в результате леди Уордроп стала намного лучшего мнения о новом хозяине поместья Уилстроп, особенно после того, как поняла, что тот кое-что смыслит в садоводстве. Она с восторгом слушала о его планах модернизации участка и согласилась с тем, что нельзя разрушать существующую разметку перед домом, выполненную в столь характерном стиле, такое следует считать настоящим вандализмом. От храма она была просто в восхищении и сказала: – Знаете что, господин Хамфрис, а выходит, что ваш управляющий прав относительно этих каменных блоков с выгравированными буквами. В одном из известных мне лабиринтов, к сожалению должна признаться, что недалекие люди его уже разрушили, он был в Гэмпшире[287]
. Так вот, в нем была дорожка, помеченная подобным образом, она была выложена плиткой, на которой были точно такие же буквы, как и на ваших камнях, причем все они лежали в правильном порядке и образовывали надпись, что-то вроде, ой ну и память у меня стала, – Тесей и Ариадна. Где-то у меня осталась копия плана этого лабиринта, вместе с этой надписью. Почему люди так поступают! Я никогда вам не прощу, если вы разрушите свой лабиринт. Вы знаете о том, что они становятся очень большой редкостью? Почти каждый год я слышу о том, что еще один лабиринт сломали. Знаете что, теперь пойдемте туда прямо сейчас, правда, если вы очень заняты, то я могу и сама его пройти, я очень хорошо знаю как проходить лабиринты и совсем не боюсь там потеряться. Хотя помню, было такое, однажды я опоздала на ланч, да, да, и было это не так давно, я запуталась в одном из лабиринтов в Бушбери[288]. Ну что? Если вы решили пойти со мной, то так будет даже лучше.После того, как на Хамфриса обрушился облильный словесный поток, справедливым было предположить, что из-за Уилсторповского лабиринта леди Уордроп совершенно потеряет голову. Однако, ничего подобного не произошло, хотя невозможно было понять, доставляет ли ей посещение нового лабиринта, по её словам, абсолютно такого же как и все те, которых ей пришлось повидать немало, то удовольствие, о котором она так долго мечтала. Спустя некоторое время уже сомнений не возникало в том, что это мероприятие её действительно заинтересовало. Причем это она указала Хамфрису на целый ряд неглубоких вмятин на земле, которые, как она думала, остались на тех местах, где раньше лежали каменные блоки с выгравированными буквами, именно она рассказала ему о том, что в большей степени объединяет его лабиринт с другими, и объяснила то, как можно довольно точно, с погрешностью приблизительно в двадцать лет, определить возраст лабиринта при помощи имеющегося плана. Этот, в чем она уже не сомневалась, был построен примерно в 1780 году, вдобавок ко всему, по своему устройству он был именно такой, каким он и должен быть. Лишь только она увидела глобус, стоящий в центре лабиринта, оттащить её от него было уже просто невозможно. – Уникальнейшая вещь, – сказала она. – Мне так хочется его потрогать. Ах, если бы я только могла себе такое позволить. Впрочем, я почему-то уверена, что вы позволите мне это сделать, господин Хамфрис, хотелось бы надеяться, вы не сочтете мой поступок бестактным, я точно к нему прикоснусь, только мне совсем не хочется выглядеть наглой. У меня такое чувство, что вас возмущает мое поведение. Признайтесь, прошу вас, – повернувшись лицом к Хамфрису она неожиданно сменила тему, – у вас нет такого ощущения, что за нами кто-то наблюдает? А вам не кажется, что если мы хоть немного переступим черту, то провалимся куда-то в преисподнюю? Нет? А у меня есть. Поэтому я бы хотела, чтобы мы поскорей отсюда ушли.
– Ну вот и всё, – сказала она, когда они уже собрались вернуться домой. – Не знаю, может быть от того, что там воздух спертый, мне начала всякая чертовщина мерещиться. Послушайте, господин Хамфрис, я вот что вам скажу, если к следующей весне я узнаю, что вашего лабиринта больше нет, то вряд ли я смогу вам такое простить.