Тео проснулся на рассвете; солнце только-только показалось – над садом и морем стоял туман, и казалось, будто это шелк, белый, прозрачный, расшитый золотом; Тео вздохнул, улыбнулся, вспомнив, что они пережили; оделся, как в армии, будто сержант держит спичку – на скорость – голубая рубашка, синий узкий галстук, темно-синие джинсы, синий жилет в узкую, «гангстерскую» полоску с карманами – дизайнерская штучка, карманы будто вверх ногами; кеды; постучался в комнату Изерли, никто не ответил; толкнул дверь тихонечко, чтоб не заскрипела; Изерли и Ричи спали – Изерли в кровати, закутанный в пледы, будто новорожденный; Ричи на полу, в спальнике; сером, шикарном, с клетчатым подкладом внутри, на минус пятнадцать. В комнате пахло сигаретным дымом застоявшимся; кофе, корицей, ванилью; Тео поулыбался; и пошел делать дела – в общем-то, их было немного по представлениям Тео; он не сомневался, что Изерли нашел бы их целую кучу – список; впал бы в ужас от того, что Рози Кин зарастает пылью, грязью; лошади – они узнавали Тео и не пугали уже, фыркали тепло; ели яблоки из рук; Тео накидал им сена, наслаждаясь, как круто, наверное, выглядит – в своем жилете, рубашке, галстуке и с сеном; настоящий ковбой; ему нравилась конюшня – уютная, чистая, теплая, будуар для лошадей, а не хозяйственная пристройка; солнце растопило туман и сияло, будто работало вместе с Тео – конюшня была вся в разноцветных пятнах от окон – волшебная детская, зонтик Оле-Лукойле; потом Тео пошел на кухню, есть хотелось ужасно; включил Джемму, поставил вариться яйца, пакетики с пшенкой, достал масло и джем – малиновый, нарезал хлеба, налил в кувшин молоко и сок – апельсиновый; расставил на столе; может быть, Изерли уже в порядке и придет, и стукнет его по голове, что всё ужасно. Да нет, Изерли не стукнет. Домашнее хозяйство – это же не инженерное бюро.
Они все еще спали. Было ужасно душно. Надо бы им окно открыть. Тео подкрался к кровати, стараясь не задеть Ричи, наклонился над Изерли и понял, что у того жар. Пылало, как от раскаленного металла, старомодного чайника со свистком, только вскипевшего; ресницы и волосы слиплись, щеки и губы алели, как накрашенные; будто Изерли был одной из принцесс, всю ночь проплясавших на балу в подземном замке…
– Ричи, – толкнул он парня на полу; подумал – сейчас он в меня нож воткнет; он ведь спит с оружием наверняка, как в средние века рыцари, или революционеры; тот открыл глаза мгновенно, без всех этих «ой, что? уже утро? я сейчас», даже без просто секундного размышления «где я?»; такие синие, что у Тео сердце замерло – у смерти синие глаза. – У Изерли жар, ему плохо, кажется… – шепотом, превозмогая все свои внутренние ужасы.
Ричи встал, собрал спальник – все это мгновение; и наклонился над Изерли; потрогал лоб; побледнел.
– Жопа, – сказал, – давай звони в «скорую».
– Так сразу? Я думал, ты не доверяешь местным врачам.
– Дело не в местности. У него воспаление легких начинается. А у меня нет лекарств.
– Так быстро? Я думал, воспаление легких – это процесс, требующий времени, затяжного и обильного насморка, потом кашля; ну, знаешь, как написание романа – выстраивается композиция, герои в развитии…
– Он ведь в последнее время весь на нервах был, мог и не заметить простуды за собой… ты ведь не заметил?
– Ну… платки и капли в нос он не разбрасывал повсюду.
– Даже если бы разбрасывал; ты ведь так увлечен собой; своими книгами, шмотками, творческой самореализацией.
– Ну да. Во всем я виноват. Просто кругом. Я понял. Невнимательность еще девяти человек не считается. Включая тебя.
– Помоги мне его посадить, – они подняли Изерли, он весь горел, арабский сосуд с углями; а чувствует он, наверное, холод – все наоборот; ассоциирует себя с курицей Бэкона, набитой снегом. – Флери, ты меня слышишь? – Ричи постучал Изерли по щеке, Изерли открыл глаза, они были как пруд, поросший ряской, зеленые, мутные.
– Мне плохо, Визано, ох, мне плохо, прости меня… – еле слышно произнес, губы запеклись; красные, будто он ел ягоду.
– Все хорошо будет, Флери, мы тебя в больницу отвезем, – голос у Визано был самый обычный – не ласковый, а сердитый, будто у него были такие планы на этот день – пикник, гамак, книга, которую откладывал два года, вечер в опере, «Женщина без тени»… Тео набрал в ноутбуке номер местной «скорой», позвонил с телефона Ричи – он лежал рядом, на табуретке. «Они мне концерт записали-то хоть…» глянул, пока «скорая» принимала вызов – да, вот диск, и на нем запись… приятно… Ричи прав, я эгоист, думаю только о своем комфорте и удовольствиях; надо мне обет принять какой-нибудь, яблоки зеленые одни жрать, бросить курить, и читать Розарий пять раз в день; Тео все это представил, улыбнулся; а я ведь могу…
– Приедут через час. Дорогу размыло после вчерашней бури. Он же не умрет за час?
– Не умрет. Принеси пока влажное полотенце, таз с водой холодной, но не ледяной, и открой окно. Нужен воздух.