День был дождливый; серый, но не мерзкий, грустный, прожить бы да и ладно; а еще один серебристый; сверкающий прямо; будто вместо дождя с неба падал новогодний дождик, такие тонкие сверкающие были струи, хотелось их ловить руками и закручиваться, как в ткань; и за обедом отец сказал про Изерли; братья и отец пришли обедать пораньше, была пятница, у всех на работе короткий день; все ждали вечернего матча, играла любимая команда младшего брата, ни о чем, кроме футбола, опять не говорили; спорили на абсурдные вещи – выпить клейстер, прокисшее вино; со стороны могло показаться, что они огромные, грубые и туповатые – мужики в толстых свитерах, клетчатых рубашках, крепких джинсах, ботинках рабочих; ногти обломанные, короткие стрижки; но сегодня, да и всегда, Изобель была рада, что они есть у нее – родные; она знала всё про каждого – старший, Шейн, не поступил в университет, хотя пытался – угнаться за девочкой из школы, в которую был влюблен; но она поступила, а он нет; так и остался в городке, работать, рабочим на ферме; она писала ему письма, трогательные, с фотографиями большого города, крыш, парков, площадей, мостов; никаких «ты слишком туп для меня»; хотя они даже ни разу не целовались; но он ни с кем не встречается, ждет ее; хотя не говорит ей, что ждет и надеется – чтобы она жила своей жизнью; средний брат – Аксель, мечтает, как и Изобель, – о своем – огромном поместье; он тоже рабочий на ферме, но если Шейну все равно, что он делает, он просто все делает хорошо, но просто работает; его жизнь – в верхнем ящике стола, с письмами той девушки; то Аксель уже зам управляющего; он влюблен в землю; выписывает журналы по фермерскому хозяйству, сидит, морщит лоб над ними, чиркает ручкой, делает пометки, вырезки; ездит на выставки с хозяевами фермы; а младший, Брэди, устроился в десять лет в винную лавку мальчиком на побегушках и теперь вот прекрасно разбирается в вине; хозяин оплатил ему даже курсы сомелье, дорогущие, по окончанию которых Брэди получит престижный диплом; но он до сих пор сам разгружает все ящики, сам моет полы в лавке; вот такие неуклюжие, неотесанные, а такие драгоценные камни ее братья – рубин, сапфир, изумруд. Брэди злился, что все ругают его команду – купили какого-то нового вратаря, а он не оправдал надежд уже в первой игре; какие они смешные, любимые мои, подумала она; смиряясь со своей судьбой – старой девы; удочерю девочку в конце жизни, рыжую болтушку, как Аня из «Зеленых Мезонинов»; придумала уже целую жизнь себе: и будем с папой и рыжей втроем; на обед она приготовила томатно-сельдерейный суп и лазанью; а на десерт – горячее мороженое – для Брэди – раз его команда играет, поддержать; пломбир, миндальные хлопья, клубника; он обожает мороженое; а такое еще не пробовал; только надо подождать, сказала она, оно готовится быстро, и есть его надо сразу из фритюра – осторожно сложила шарики мороженого, заледеневшего в холодильнике до каменного состояния, обваленные в яйце и хлопьях, во фритюрницу и ждала золотистой корочки; бумажные полотенца и клубничный соус наготове; а они ждали, удивленные – вечно Изобель что придумает, обалдеть, хитрое что-то – за окном шумел этот волшебный новогодний дождь; споры о футболе утихли после удара кулаком об стол Брэди; и чтобы что-то сказать, отец вдруг вспомнил главную городскую сплетню: «о, а вы слышали? в больницу привезли на «скорой» одного из этих… из Братства… говорят, он простыл до смерти… воспаление легких, пневмония скоротечная, что-то такое… не уверены даже, что выживет… такой красивый парень, тот, что приезжает в город постоянно – на рынке все покупает, на почте письма отправляет… он у них, видно, что-то вроде управляющего…» – Изобель как раз доставала первые шарики из масла и уронила себе на ногу, но не почувствовала горячего – мороженое разлетелось по полу, красивое такое, золотое, молочное, как елочная игрушка.
– Изобель, ты что? – спросил Брэди. – Тебе помочь? Обожглась что ли?
– Папа, – сказала она, повернулась, сжала передник клетчатый, в красное кружево, мамин, – папа… – глаза у нее стали как бездна, звездное небо – огромными, черными.
Она ничего ему не рассказывала об Изерли – как встретила его в аптеке, как говорила с ним на рынке, как они танцевали под их с мамой музыкальный автомат, под Фрэнка Синатру, но он будто увидел это – как кино на быстрой перемотке; это было поразительно; встал, сжал спинку стула, будто в дом вот-вот ударит ураган; и сказал неожиданное: «иди».
Она выбежала под дождь; не сняв передника, в домашних туфлях – белых с розовым вязаных балетках; мороженое осталось лежать на полу; Брэди взял тряпку для пола и стал вытирать; Шейн и Аксель сидели, открыв рты.
– Обойдемся вареньем, – сказал отец.