Рассказы о Розе. Side A

– Что будем делать?

– Это значит, что ты никуда не торопишься?

– Ну… да.

– А куда делись десять голодных по лавкам?

– Уехали. На концерт «L&M», – Изерли улыбнулся. – Нас осталось трое в замке – я, Визано и Тео…

– О, Тео… Мальчик с крыльями, но не ангел. Ну, расскажи мне про этого ужасного Визано. Чем он ужасен?

– Он меня ненавидит.

– Прямо так и ненавидит?

– Ну… он раньше даже еду не ел, которую я готовил.

– Зря. Не знаю, как ты готовишь, но думаю, что очень хорошо. Много лучше меня.

– Ненамного, но лучше.

– Вот задница. А что еще?

– Еще он из очень богатой семьи, врачей, и сам врач, очень хорош собою, оттого нестерпимо надменный. Не прощает никому ни малейшей слабости.

– А как же Грин со страстью к бананам и шоколадкам?

– Ну… я не это имел в виду.

– И за это ты его ненавидишь?

– Я его не ненавижу, я его боюсь.

– Нет, не боишься, – она погладила его по лицу, а потом положила руку на грудь. Сердце Изерли замерло, будто боялось себя обнаружить. – Я думаю, ты кроме себя, никого не боишься.

– Я настолько странный? – попытался он улыбнулся, но она поцеловала его и мягко толкнула на кровать. Он мягко вырвался и опять сел. – Прости, я… я не умею ничего такого делать… Давай лучше поболтаем о рецепте шарлотки. О, Господи, что я говорю…

Изобель привстала на локтях и смотрела на него будто со дна моря; русалка на принца.

– Ты вампир? Боишься не остановиться вовремя и сделать мне больно? – она будто бы шутила, но Изерли в ее голосе слышалась жалость; как в хрустале, дорогом, коллекционном трещина – в одном бокале из набора, что сразу обесценивало всю коллекцию.

– Нет, я… просто неумеха… я не знаю, что делать. Я умею готовить, разговаривать, даже в искусстве немного разбираюсь благодаря жизни в Братстве… а сколько я знаю молитв… даже самых редких – средневековых текстов; но что делать с девушкой, которая нравится – без понятия.

– Я не ищу искусного любовника, Изерли… я люблю тебя… такого…

– Каспара Хаузера? Ты же совсем меня не знаешь… прочитала обо мне в газетах… а я ведь живой… ох, – сердце вдруг обнаружилось и так заболело; Изерли вдруг вспомнил все – голос сестры, говорящий подругам, что с ним ничего не светит; это ему ничего не светит – что он себе вообразил; жизнь с девушкой; он понял, что ужасно боится Изобель; что ужасно жалеет, что пришел; что вообще встретил ее; его жизнь была так хороша, так упорядочена до встречи с ней. Перемены – это ужасно; ему захотелось в состояние Тео – достать бутылку арманьяка и напиться; как Атос в «Трех мушкетерах», до бесчувствия; он встал и стал искать пальто, пиджак, свитер – он и забыл, что приехал без них; руки его дрожали; что я делаю в этой розовой комнате; и что это за девушка в красном платье, из «Матрицы»; ужас затопил Изерли; о, Боже, что я скажу отцу Дереку, ван Хельсингу; что я уехал из братства, бросил Тео, лошадей, все, что сделал для меня ван Хельсинг; и что я могу ей дать; ничего; у меня ведь ничего нет; кроме Братства; «Изерли» сказала Изобель, встала, но не стала хватать его за руки, так побелело его лицо, будто у него внутри было битое стекло, будто он ранен и теряет кровь стремительно; капельки пота выступили на его лбу, и запахло от него страхом, прокисшим сливовым вареньем – будто он бежит по лестнице от кого-то с ножом; и понимает, что лестница вот-вот закончится, а дверь на чердак всегда закрыта; она сама испугалась его ужаса; что с ним, с этим бедным мальчиком, что за демоны внутри него живут, лангольеры… он вышел из комнаты, натыкаясь на предметы, как слепой, сбежал вниз, и хлопнул дверью; а больше она ничего не услышала, такой на лице был ветер и дождь; ну вот, подумала она, я теперь как папа – ушла моя любовь навсегда…