Свен Ваксель, не разобрав этих слов, нагнулся над командором, пытаясь понять, о чем говорит он. Но Беринг снова погрузился в беспамятство. Путая русские и датские слова, бормотал он про какую-то землю, про родину, а сам все подгребал и подгребал к себе песок, словно бы хотел целиком зарыться в эту землю.
Что-то жуткое было в этом стремлении еще живого человека уйти в землю.
Зажимая рукою рот, чтобы не вскрикнуть, выбрался Свен Ваксель наружу.
Еще не стемнело.
Отвесные скалы нависали над кипящим бурунами морем. На рифах, обдаваемых брызгами волн, серели мешковатые сивучи. Море было хмурым. Дика была и простирающаяся вокруг земля. Мрачно громоздились на берегу обломки разбитого бота. Вверху, на скалах, шумели птичьи базары. Берег просто кишел всякой живностью, и уже потому только тоскливо становилось лейтенанту. Никогда, никогда не ступала здесь нога человека.
Ваксель потрогал языком шатающиеся в деснах зубы, потом сплюнул на ладонь. Посмотрел. На ладони была кровь. Десны кровоточили.
С трудом переставляя ноги, Ваксель побрел к матросам, копошившихся возле обломков корабля. Не доходя до них, остановился возле прикрытых парусиной трупов. Парусина — Ваксель тряхнул головой, не желая верить глазам, — чуть шевелилась.
Сдавливая страх, Ваксель нагнулся и рывком сдернул полотно. Метнулись по сторонам песцы. Перед Вакселем лежали на земле покойники с обгрызенными носами.
Через несколько дней удалось навести относительный порядок. Наладили дежурство и, словно на корабле, били в судовой колокол. Гулко разносился над морем бой, многократным эхом отражался от отвесных скал, поднимая в воздух тучи птиц.
Остров сделался похожим на корабль, застывший в тумане, окутывающем его. Корабль был необычным. До возвращения в Охотск Ваксель отменил все различия в чинах. Все: и офицеры, и рядовые чины — должны были наравне заниматься работами по заготовке топлива, еды.
Всю зиму били в склянки над островом.
Под этот бой корабельных склянок записывал Свен Ваксель, с трудом удерживая перо в негнущихся пальцах, свою скорбную повесть:
«4 дня декабря умер конопатчик Алексей Клементьев.
8 декабря 1741 году пополудни в пятом часу преставился капитан-командор Беринг, команду принял лейтенант Ваксель...»
На следующий день Беринга осторожно отрыли из песка и, привязав к доске, похоронили в сопках, заросших карликовыми рябинами.
Еще через день матросы заметили, что земля на могиле Беринга шевелится. Они бросились туда и с трудом отогнали песцов. Могилу после этого случая засыпали камнями, но песцы снова отрыли тело командора.
Суеверному Свену Вакселю начало казаться, что это сама земля не впускает в себя Беринга.
Ваксель приказал засыпать могилу тяжелыми обломками скал...
Такою была жизнь и такою была смерть капитан-командора Витуса Ионассена Беринга. Окинем еще раз мысленным взором всю его нелегкую жизнь вплоть до горестной смерти. Уроженец маленького датского городка, исправно и честно тянул он служебную лямку на русском флоте, не спеша поднимаясь от одного чина к другому, пока по стечению обстоятельств не поставила его воля Петра во главе огромного дела. И хотя умер Петр, но воля и умершего монарха гнала Беринга в глубь не понятой еще ни умом, ни сердцем огромной страны...
И как бы ни было ему трудно, какие бы препятствия ни встретил он на своем пути, но он совершил первое плавание, ревизуя восточную границу державы, нанося на карту мысы и заливы, бесчисленные острова.
Потом вернулся в Петербург, надеясь спокойно завершить там свою жизнь, но не получилось, самому же пришлось хлопотать об организации второй экспедиции и снова отправляться в далекий путь.
Десять лет заняла эта вторая ревизия земли. Легли на карту и северные границы. А после того как была завершена вся работа, Беринг умер, но добросовестно измеренная и описанная им земля все еще не впускала его в себя, словно бы желая продлить его земную жизнь.
И пусть ни в первой, ни во второй экспедиции не был Беринг тем героем, которого хочется потомкам видеть во главе такого великого дела, но так уж, видно, устроена наша земля, служению которой отдал свою жизнь командор, что способна она и скромного человека превратить в великого героя, если это нужно этой земле.
И еще... удивительна скромность Беринга, его равнодушие к славе, к житейским успехам.
Замечательный русский мореплаватель вице-адмирал В. М. Головин писал: