Рассказы о землепроходцах

— Мой брат, член Академии наук господин Жозеф Делиль, составил сию карту в поучение и руководство вам! — важно проговорил он, разворачивая на столе чертеж. — На этой карте обозначена Большая Земля, что была устроена португальским мореплавателем Дон-Жуаном де Гама, плывшим из Китая в Мексику. Для пользы Российской державы надобно эту землю открыть вторично.

Чириков растерянно, не понимая, не ослышался ли он, оглянулся на Беринга. Только сейчас бросилось ему в глаза, как сильно сдал за последние годы командор. Он, кажется, и не слышал «профессора», дремал с полуприкрытыми глазами.

— Чушь! — Чириков резко встал. — Капитан Шпанберг в прошлом годе, совершив свой вояж к Япону, проплыл на своих кораблях прямо по вашей земле. Всем ведомо, что нашей экспедиции сухопутные плавания, не в пример морским, в обычай, но, однако же, и у нас корабли по суше не плавают.

— По инструкции, данной правительствующим Сенатом, — гася вспыхнувшие на лицах моряков улыбки, тяжело проговорил де ля Кройер, — надлежит вам в вояж идти по моему предложению, а следовательно, и руководствоваться этой картой, над составлением которой, — «профессор» важно поднял вверх палец, — трудились лучшие умы Европы во главе с мои братом.

— Но инструкция дана в тысяча семьсот тридцать третьем году! — взорвался Чириков. — А Шпанберг в прошлом годе пересек поперек вашу дегамовскую землю!

И он оглянулся на сидящих в стороне Эзельберга и Свена Вакселя, как бы призывая их поддержать его.

— Шпанберг и ошибиться мог... — уклончиво отозвался Эзельберг. — Кто его, Шпанберга знает, где он плавал все лето.

Шпанберга не любили, и, не сговариваясь, дружно закивали все на слова Эзельберга.

— Именно так! — торжествующе проговорил де ля Кройер. — Шпанберг еще отвечать будет перед Сенатом за свой обман.

На этом и кончился совет.

Беринг не проронил ни слова, пока он длился.

Отпустив офицеров, он с трудом нащупал рукою кресло и опустился в него.

Еще накануне совета началось в нем это... Словно бы он оглянулся назад и увидел все пространство, все годы, что остались позади. Чем были заполнены эти бесконечные версты и дни?

Гибли, срываясь с каменистых круч, якутские лошади... Гибли, надрываясь от непосильной работы, люди... Гибли, вмерзая во льды, суда...

И все время, пока длился совет, Беринг так отчетливо слышал и стоны людей, и смертельное, разносящееся долгим эхом ржание лошадей, и треск корабельных обшивок, что сквозь эту сумятицу звуков с трудом доносились до него голоса офицеров, так дружно ругавших Шпанберга.

Но вот офицеры ушли, и шум стал совсем нестерпим, железным обручем сдавил голову, как вчера, когда доложили ему, что сошел с ума возвращавшийся в Сибирь матрос, которого отправляли в Петербург с донесением.

Тогда-то и обрушились на него голоса всех погибших под его, Беринга, началом людей. И сейчас заполняли эти голоса каюту, требуя ответа, как требовал его несколько минут назад живой Чириков.

И, морщась от боли, Беринг понимал, что должен ответить, но что он мог ответить? Сказать, что он, облеченный здесь верховной властью командор, бессилен так же, как самый младший матрос? Ответить, что он не имеет ни права, ни власти изменить хотя бы и запятую в данной ему инструкции? Признаться, что он, отвечающий за благополучный исход плавания, менее всех способен противиться ясной бессмысленности совершившегося?

Нет... Не было слов, которыми можно было бы объяснить это. Не было их ни в датском, ни в русском языке...

4 июня 1741 года корабли вышли в море на поиски земли де Гама. Через неделю суда достигли сорок седьмого градуса северной широты, где начиналась на карте Делиля неизвестная земля. 12 июня пересекли следующую параллель — земли не было.

Беринг старался не выходить из своей каюты. Возмущение царило на кораблях.

«Кровь закипает во мне всякий раз, когда я вспоминаю о бессовестном обмане, в который мы были введены этой неверной картой, — напишет впоследствии Свен Ваксель. — В результате чего рисковали жизнью и добрым именем. По вине этой карты почти половина нашей команды погибла напрасной смертью».

В середине июня, потеряв лучшие недели на поиски мифической земли, корабли повернули на северо-восток.

Уже давно, очень давно тяготился Чириков командованием Беринга. И вот — сама судьба развела их.

Через несколько дней море окуталось туманом, и в этом тумане корабли разошлись.

Три дня оба судна искали друг друга, как свидетельствуют записи в судовых журналах, а на четвертый день Чириков приказал ложиться на курс.

«Среда 15 дня июля с полудни. Ветер брамселевой, погода облачна с туманом и мокротою; парусы имели фор-марсель с одним рифом и грот-марсель... Ветер мал, погода облачна... В исходе часа, сделав дрейф, бросали лот и ста саженями земли не достали. В два часа увидели землю Американскую. Ветер марселевой легкой, погода облачна, воздух чист».

Чириков не знал, что в этот же день к берегам Аляски подошло и судно Беринга.

Туман продолжал мучить Беринга.