Когда в Леонтьевском особняке появлялась мама, одна или со мной, мы жили в комнатке, предназначенной для отдыха Владимира Сергеевича, о которой уже было рассказано, и керосинка Зинаиды Сергеевны начинала работать в усиленном режиме, обеспечивая питание хозяйке и ее гостям, то есть нам. Но первейшей обязанностью гостей являлось следить за злополучной керосинкой, к которой приходилось подходить и подкручивать ее фитили через каждые 3–5 минут. Тетя Зина варила на этой керосинке свои “знаменитые” (для тех, кто их едал) щи из кислой капусты на душистых сушеных белых грибах, на варку которых уходило не менее двух дней, по 5–6 часов в сутки. Запомнил я эти щи на всю жизнь, так как вкуснее “тетизининых” кислых щей не довелось мне есть на моем веку. Остается добавить, что домовым хозяйством Леонтьевского особняка и прилегающей к нему территории, расселением и пропиской жильцов занимался управдом Степан Евстропиевич Трезвинский, бывший бас московского Большого театра – высокий пожилой человек, с сильной проседью и большими, лохматыми, седыми, нависавшими на глаза бровями, с довольно крупными, резкими чертами темного и сумрачного лица. Передвигался он всегда медленно, с остановками, и разговаривал не торопясь, низким басом, близким к
Жизнь в Леонтьевском особняке начиналась с раннего утра; уже около восьми часов начинались спевки и разучивание арий или романсов под рояль. Как правило, почему-то утро начиналось с “Веры Шелоги” или с Любаши или Марфы из “Царской невесты” – вероятно, готовили дублеров», – вспоминал Степан Степанович Балашов, изумительный рассказчик и человек с прекрасной памятью.
Какая все же удивительная обстановка царила в особняке, не давая забыть о том, что творилось за стенами дома в строившей социализм стране, переживавшей индустриализацию и коллективизацию. Это как раз то, чего добивался своей системой режиссер – правда жизни!
Со временем, в 1932 году, Станиславский изрядно осерчал на администратора МХТ Михальского, обвиняя его в вероломстве: «Упоенный властью, он действует совершенно самостоятельно, даже не предупреждая о том, что предпринимает в моей квартире и во всем доме, от которого зависит и моя жизнь». Михальский слишком активно занимался улучшением коммунального быта режиссера: «Во время моей сердечной болезни в 28–29 году… в самый тяжелый момент – надо мной стали с 6 ч. утра ломать каменную стену. Теперь же может быть хуже. Если сразу начнут ломать сарай, строить дом и перестраивать наш дом, где я живу, то мне ничего не останется, как умереть». Оказывается, воспользовавшись болезнью Станиславского, Михальский, не спросясь, выломал стену в его кладовую, где лежали остатки имущества, и половину кладовки отнял, причем при этом пропало кое-что из имущества. В итоге режиссер потребовал унять Михальского, без своего разрешения не «трогать любую комнату – моей квартиры, Зин. Серг. и жильцов Спиридоновых», а также рубить какое-либо дерево на дворе.
Настигшая болезнь, о которой пишет Константин Сергеевич, это инфаркт 1928 года, после которого он уже на сцену не выходил – врачи запретили. Частые и тяжелые болезни Станиславского превратили его дом в Леонтьевском и в театр, и школу-студию, и вообще в сердце художественной жизни Москвы и России. Как мы уже поняли, под крышей этого особняка нашли приют самые разные люди. В том числе здесь жил Николай Демидов – фигура неординарная и даже несколько загадочная. Бывший врач-психиатр, он увлекся театром Станиславского и стал режиссером. Демидов, как говорили тогда в театральных кругах, обладал определенными парапсихологическими способностями и использовал их не без успеха. Особенно легко он привораживал женщин.
С этим связана одна небольшая история. В 1935 году у Станиславского гостил будущий солист Большого театра и народный артист СССР Алексей Иванов. В Москву его пригласил сам режиссер. Он увидел певца в одном из спектаклей МАЛЕГОТа – Малого ленинградского государственного оперного театра. Станиславскому был нужен исполнитель на главную роль в опере «Риголетто», ставить которую задумал Константин Сергеевич. Прослушав певца и побеседовав с ним, Станиславский сказал: «Итак, будем считать, что Вы приняты. Знаете, нам срочно нужен Риголетто, и Вы нам подходите». Но для этого певец должен был переехать в Москву на постоянное жительство и работу. Вместе с женой Галиной Алексей Петрович Иванов приехал в Москву. Супруги поселились в гостинице, но Станиславский предложил им жить и репетировать у него дома – в Леонтьевском переулке. В то лето режиссер работал над книгой «Работа актера над собой», записывал мысли, беседы, редактировал… Демидов ему помогал.