Читаем Рассказы, очерки, наброски, стихи (1894-1896) полностью

Осенью, в дождь и бурю, утомленный и вымокший, остановился он со свитой у ворот замка Монфор, и затрепетало его сердце огненной радостью, когда он увидел, что Бианка, в свите дам, идет встретить его. Опустясь с коня на землю, он преклонил колено пред той, которую так любил, а она, радостно улыбаясь, но со слезами на глазах, протянула ему для поцелуя руку свою, и еще больше слез показалось на щеках ее, когда она увидала, что он принял ее руку своей левой рукой. Оба они молчали при этом, ибо бесполезно говорить, когда в сердце много чувств. Но свиты их шептали за их спинами, когда рыцарь и дама шли в зал замка.

— Да она седая и в морщинах вся! — изумленно говорили рыцари барона де Курси.

— Господа! — возразил им барон, — вы видите то, чего нет, ибо любимая женщина не стареется!

И сконфуженные рыцари умолкли.

— Боже мой! Этот бедный Курси! — со слезами говорили дамы свиты Бианки де Монфор, — у него нет руки и всё лицо изрублено неверными; как он стал уродлив и страшен, этот храбрый барон!

— Что такое говорите вы? — удивилась прекрасная Бианка. — Он всё так же красив и молод, как и был. Впрочем, тот, кто не любит, всегда видит то, чего нет! — прибавила она с сожалением».

…Вот этот рассказ о слепоте любви. Из него же видно, как сильна любовь, если она спорит даже с непобедимой силой времени.

ЛЕГЕНДА О ЕВРЕЕ

В одной старинной книге, переведенной с арабского языка, написано:

«Рафаил Абен-Талеб, почтенный и ученейший еврей, многие годы жил при дворе халифа Иезида, пользовался его высокими милостями и доверием даже до того, что был назначен хранителем сокровищ халифа. Вся Кордова знала мудрого еврея, и когда он ехал на муле по улицам ее, задумчиво гладя свою седую и длинную бороду, опускавшуюся даже до гривы животного, жители города — и арабы, и несториане, и единоверцы Талеба — почтительно и низко склонялись перед ним.

Слава об его мудрости, о справедливости его сердца и о многих других достоинствах еврея, которыми наделил его аллах по недоступной уму человека воле своей, далеко распространялась за пределы халифата, и многие правоверные говорили об этом деле бога так:

— Велик аллах и Магомет, пророк его! Красоту он мешает с глупостью и горбатого наделяет высоким умом. Вот мы видим неверного, ум которого равен уму Аверроэса и знания наук превышают знания Авиценны… Велик аллах!

И была у Рафаила Абен-Талеба семья весьма обширная, виллы и виноградники и много сокровищ, приобретенных им по великой милости халифа, сосуды, статуи, драгоценные камни и одежды. Так жил он и ни в чем не нуждался, ибо и друзьями он был одарен по воле аллаха, — друзьями, высоко чтившими душу и ум еврея.

Но, имея всё это, он не имел главного, что красит жизнь: никто никогда не видал, как смеялся еврей.

Спрашивали его часто — почему это с ним? Почему уста его не слагаются в улыбку и сердце не трепещет радостно от смеха?

Он отвечал, вздыхая:

— Слишком хорошо вижу я жизнь, для того чтобы мне могло быть весело.

Удивлялись ему…


И вот однажды этот человек явился пред лицо халифа в обычный час, когда весь двор, присутствуя перед троном повелителя, слушал мудрые речи его, — явился Абен-Талеб и, склонясь пред владыкой Кордовы, твердо и решительно, как всегда он говорил пред халифом, сказал ему:

— Тебя, которого царь царей сделал моим властелином и владыкой этой цветущей земли, — я прошу о великой милости!

— Говори, — сказал халиф, — говори, но не забывай, что даже и щедрот царя мало для вознаграждения заслуг истинной мудрости…

— Я малого прошу — отпусти меня!.. Навсегда отпусти…

— Разве есть кто-нибудь, чье сердце лежит к тебе больше, чем мое, и чья рука обещает тебе более богатств? — нахмурился халиф.

— Нет, не оскорбляй меня подозрениями в алчности! Довольно мне почета и богатств, я хочу дать душе моей что-либо. Я ищу удовлетворения тоски души, — тоски, смущающей жизнь мою, преждевременно посеребрившей мою бороду. Я искать жизни иду, ибо не может быть, чтоб бог, сотворивший всё, не создал на земле страны лучшей, чем та, в которой мы живем, людей более совершенных, чем мы, и желаний более благородных, чем те, которым повинуемся мы. Помнишь ты, мудрый наместник бога на земле, рассказ о готах, которые ехали в лодке вверх по Нилу, великой реке твоей родной страны, стремясь к Асгарду — городу, в котором живет их О́дин? Каждый народ имеет свой Асгард, но стремление к нему глохнет в бурях жизни, как глохнет куст роз, окруженный репейником. Вот во мне проснулось желание найти мой Асгард, и я прошу тебя — отпусти меня к нему, ибо нет мне жизни иной, чем в этом искании…

— Иди, — сказал, задумавшись, халиф, — иди и возьми с собой спутников, дабы, если ты погибнешь в пути, было от кого узнать мне об этом.

И, бросив семью, сокровища и друзей, ушел Рафаил Абен-Талеб на искание жизни совершенной.


Люди так преданы самим себе, а время всегда полно явлений, занимающих их умы, и хотя среди явлений жизни редки крупные, но всегда зато слишком много мелочи, и поэтому забыли в Кордове о еврее Абен-Талебе.

Перейти на страницу:

Все книги серии Горький Максим. Полное собрание сочинений. Художественные произведения в 25 том

Похожие книги

Дыхание грозы
Дыхание грозы

Иван Павлович Мележ — талантливый белорусский писатель Его книги, в частности роман "Минское направление", неоднократно издавались на русском языке. Писатель ярко отобразил в них подвиги советских людей в годы Великой Отечественной войны и трудовые послевоенные будни.Романы "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" посвящены людям белорусской деревни 20 — 30-х годов. Это было время подготовки "великого перелома" решительного перехода трудового крестьянства к строительству новых, социалистических форм жизни Повествуя о судьбах жителей глухой полесской деревни Курени, писатель с большой реалистической силой рисует картины крестьянского труда, острую социальную борьбу того времени.Иван Мележ — художник слова, превосходно знающий жизнь и быт своего народа. Психологически тонко, поэтично, взволнованно, словно заново переживая и осмысливая недавнее прошлое, автор сумел на фоне больших исторических событий передать сложность человеческих отношений, напряженность духовной жизни героев.

Иван Павлович Мележ

Проза / Русская классическая проза / Советская классическая проза