Рассказы, очерки, наброски, стихи (1894-1896)

О, если бы и мне доску! Я жадно смотрю вокруг, и мне так трудно удержаться на воде под градом огненных искр, осыпающих меня. И вдруг она сама толкнула меня в грудь. С радостным рычанием, счастливый и жадный, я крепко обнял руками кусок дерева и прижал его к себе со страстью, с негой, так, как бы это была моя возлюбленная. Я смеялся даже… Но доска стала погружаться в воду.

— Мы утонем оба… — вдруг услышал я дрожащий, тихий голос.

Кто это говорит? Кто это? На другом конце доски, в расстоянии не более четырех аршин от своего лица, я увидел лицо… ее лицо! Лицо той девушки, которая была со мной там, на пароходе, которой я говорил о любви… Ей, этой девушке, я обещал совершить подвиги… Неужели она сейчас будет требовать от меня их? О!

Я опустил глаза, чувствуя, что она пристально смотрит в мое лицо… Доска всё погружалась в воду.

— Возьмите себе другую… — услышал я.

Но когда я посмотрел вокруг, то не увидал ничего, за что можно бы было ухватиться.

— Мы не удержимся вместе… — говорила девушка.

Разве я не понимал этого?

— Кто-нибудь должен рискнуть собой…

Да, один из нас должен выпустить доску из рук, это так. Но ведь права всех людей на жизнь одинаковы…

Я захлебывался уже. Мне очень хотелось с силой дернуть доску к себе. Тогда она выпустила бы ее из рук. Но, может быть, где-нибудь близко плавает другая доска?

Вокруг нас была гладкая поверхность воды, и кое-где на ней порой виднелись какие-то черные пузыри. Это были головы утонувших. Я тоже утопаю…

Пароход горел так, как бы это цвел колеблемый ветром громадный куст красных и желтых цветов.

Вода шумела у меня в ушах, и голова моя кружилась. Я медленно погружался в воду…

— Ну, так тогда я… — едва коснулся моего слуха тихий шёпот.

И вслед за темя почувствовал… что доска поднимается кверху… Пора было! Пора, ибо еще момент, и я вырвал бы ее из рук этой девушки. Вырвал бы…

Ее голова еще раз мелькнула на поверхности воды. Потом показалась рука.

Потом всё исчезло. Остался я и много спокойной, темной, тяжелой воды вокруг меня. Она тянула меня книзу, коварно лаская мне плечи и щеки.

Но я уже не боялся ее — доска могла свободно удержать меня… Я спокойно плавал с ней, ожидая помощи. Она должна была скоро прийти — ведь видят же с берега этот догорающий пароход, слышат, как шипит вода вокруг него и как свистят языки пламени. Вода всё толкала меня книзу. Она тихонько так упиралась в мое левое плечо и сотрясала его…

— Вы уроните за борт шляпу… проснитесь!

Я вздрогнул… вскочил… И изумился — утопленница, мягко улыбаясь, стояла на галерее сгоревшего парохода и смотрела мне в лицо мягким, ласковым взглядом темных глаз…

— Вы уронили бы вашу шляпу в воду, — повторила она.

— Сударыня, простите… — умоляюще начал я, — то есть благодарю вас, сударыня!

— Не за что… — ласково сказала она и, кивнув мне головой, бесшумно ушла…

Я с волнением посмотрел ей вслед. Как я был рад, что не утопил ее!

Светало. На небе загорался румянец утра, а река блестела, как сталь, вся такая холодная и важная. Зеленый горный берег был так приветно ласков, вдали туман носился…

На небе гасли звезды. В душе горела радость.

Так я не утопил эту девушку?!

СОЮЗНИКИ

Жорж Сарсэ, ресторанный повар, с улыбкой удовольствия на бритом и красном круглом лице, сложил лист газеты «Le Petit Journal», весело блеснул своими серыми глазами и, щелкнув пальцами, произнес:

— Très bien! La belle France et la grande la Russie![4] — как говорил веселый король Генри… Это парочка, для которой земной шар будет тесен, если она захочет повальсировать…

Жорж Сарсэ — сангвиник и любитель выпить — был ярый политик, убежденный сторонник франко-русского alliance’a и большой почитатель исторических фантазий Дюма-père… В свободное время он устраивался где-нибудь в уютном уголке, доставал номер своего «Petit Journal» и за бутылкой вина тщательно прочитывал эти серые листы, отражавшие лихорадочную жизнь его родины. Статьи, подписанные Эрнестом Жюд, всегда приводили в восторг Жоржа и служили компасом для его взглядов.

Теперь он как раз прочитал именно такую статью и выпил бутылку вина. И то и другое настроило его на радужно-общительный лад, и вот он, желая перекинуться парой слов на родном языке о делах своей страны, решил отправиться к знакомому парикмахеру выпить еще бутылку и еще раз почитать Жюда.

До парикмахера недалеко — стоило только перейти через городской сквер. У Жоржа было в распоряжении почти два часа свободного времени; там, в кухне, работали его помощники, завтраки начнутся еще не скоро. Закурив сигару, с видом рантье Жорж вышел на улицу и сразу окунулся в целое море шума ее жизни и блеска вешнего солнца. Это еще более приподняло его настроение — он шел и улыбался, прищуривая глаза и смакуя чувство бытия, пропитавшее его, как вода губку.