Читаем Рассказы. Очерки. Воспоминания. Пьесы полностью

Трубач. Лечение мое простое, ваше степенство, только люди привыкли питаться лекарствами из аптеки и не верят мне, так что я деньги вперед прошу.

Булычов. Это ты неплохо придумал! А вылечиваешь?

Трубач. Сотни вылечил.

Булычов. Не разбогател, однако.

Трубач. На добром деле не богатеют.

Булычов. Вон как ты? От каких же болезней вылечиваешь?

Трубач. Все болезни одинаково происходят по причине дурного воздуха в животе, так что я ото всех лечу…

Булычов(усмехаясь). Храбро! Ну-ко, покажи трубу-то…

Трубач. Рубль заплатить можете?

Булычов. Рубль? Найдется. Глаха — есть у тебя? Получи. Дешево берешь.

Трубач. Это — для начала. (Развязал мешок, вытащил басовую трубу.)

Шура прибежала.

Булычов. Самовар какой… Шурок, — хорош целитель? А ну-ко, подуй!

Трубач откашлялся, трубит, не очень громко, кашляет.

Булычов. Это и — все?

Трубач. Четыре раза в сутки по пяти минут, и — готово!

Булычов, Выдыхается человек? Умирает?

Трубач. Никогда! Сотни вылечил!

Булычов. Так. Ну, а теперь скажи правду: ты — кем себя считаешь — дураком или жуликом?

Трубач(вздохнув). Вот и вы не верите, как все.

Булычов(посмеиваясь). Ты — не прячь трубу-то! Говори прямо: дурак или жулик? Денег дам!

Шура. Не надо обижать его, папа!

Булычов. Я не обижаю, Шурок! Тебя как звать, лекарь?

Трубач. Гаврила Увеков…

Булычов. Гаврило? (Смеется.) Ох, черт… Неужто — Гаврило?

Трубач. Имя очень простое… никто не смеется!

Булычов. Так — ты кто же: глупый или плут?

Трубач. Шестнадцать рублей дадите?

Булычов. Глаха, — принеси! В спальне… Почему шестнадцать, Гаврило?

Трубач. Ошибся! Надо было больше спросить.

Булычов. Значит — глупый ты?

Трубач. Да нет, я не дурак…

Булычов. Стало быть — жулик?

Трубач. Да и не жулик… Сами знаете: без обмана — не проживешь.

Булычов. Вот это — верно! Это, брат, нехорошо, а — верно.

Шура. Разве не стыдно обманывать?

Трубач. А почему стыдно, если верят?

Булычов(возбужденно). И это — правильно! Понимаешь, Шурка? Это — правильно! А поп Павлин эдак не скажет! Он — не смеет!

Трубач. За правду мне прибавить надо. И — вот вам крест! — некоторым труба помогает.

Булычов. Верю, — двадцать пять дай ему, Глаха. Давай еще. Давай все!

Трубач. Вот уж… покорно благодарю… Может, попробуете трубу-то? Пес ее знает… как она, а ей-богу — действует!

Булычов. Нет, спасибо! Ах, ты, Гаврило, Гаврило! (Смеется.) Ты… вот что, ты покажи, как она… Ну-ко — действуй! Да — потолще!

Трубач напряженно и оглушительно трубит. Глафира смотрит на Булычова тревожно. Шура, зажав уши, смеется.

Сади во всю силу!

Вбегают Достигаевы, Звонцовы, Башкин, Ксения.

Варвара. Что это такое, папаша?

Ксения. Егор, что ты еще затеял?

Звонцов(Трубачу). Ты пьяный?

Булычов. Не тронь! Не смей! Глуши их, Гаврило! Это же Гаврило-архангел конец миру трубит!..

Ксения. Ой, ой, помешался…

Башкин(Звонцову). Вот видите?

Шура. Папа, ты слышишь? Они говорят — с ума сошел ты! Уходите, трубач, уходите!

Булычов. Не надо! Глуши, Гаврило! Светопреставление! Конец миру… Труби-и!..

Занавес

<p>Третий акт</p>

Столовая. Все в ней кажется сдвинутым со своих мест. На столе неубранная посуда, самовар, пакеты из магазина, бутылки. В углу чемоданы, один из них разбирает монастырская служка Таисья в острой шлычке, около нее — Глафира, с подносом в руке. Над столом горит лампа.

Глафира. А надолго мать Мелания к нам?

Таисья. Не знаю я.

Глафира. Почему она у себя на подворье не остановилась?

Таисья. Не знаю.

Глафира. Тебе сколько лет?

Таисья. Девятнадцать.

Звонцов на лестнице.

Глафира. А ничего не знаешь! Что ты — дикая какая?

Таисья. Нам с мирскими не велят говорить.

Звонцов. Игуменья пила чай?

Глафира. Нет.

Звонцов. Возьми, подогрей самовар, на всякий случай.

Глафира уходит, взяв самовар.

Что там вас — солдаты напугали?

Таисья. Солдаты-с.

Звонцов. Чем же они напугали?

Таисья. Корову зарезали, пригрозили поджечь монастырь. Простите. (Ушла, унося груду белья.)

Варвара(из прихожей). Слякоть какая! Ты тут с монашенкой беседуешь?

Звонцов. Присутствие игуменьи в нашем доме неудобная штука, знаешь ли?

Перейти на страницу:

Все книги серии БВЛ. Серия третья

Травницкая хроника. Мост на Дрине
Травницкая хроника. Мост на Дрине

Трагическая история Боснии с наибольшей полнотой и последовательностью раскрыта в двух исторических романах Андрича — «Травницкая хроника» и «Мост на Дрине».«Травницкая хроника» — это повествование о восьми годах жизни Травника, глухой турецкой провинции, которая оказывается втянутой в наполеоновские войны — от блистательных побед на полях Аустерлица и при Ваграме и до поражения в войне с Россией.«Мост на Дрине» — роман, отличающийся интересной и своеобразной композицией. Все события, происходящие в романе на протяжении нескольких веков (1516–1914 гг.), так или иначе связаны с существованием белоснежного красавца-моста на реке Дрине, построенного в боснийском городе Вышеграде уроженцем этого города, отуреченным сербом великим визирем Мехмед-пашой.Вступительная статья Е. Книпович.Примечания О. Кутасовой и В. Зеленина.Иллюстрации Л. Зусмана.

Иво Андрич

Историческая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза