Рассказы пьяного просода

– Ну, во-первых, я сейчас говорила не о галлюцинациях совсем, но, о'кей, если ты хочешь о галлюцинациях, то Уильям Джеймс написал прекрасную книгу. «Многообразие религиозного опыта» называется. Он там в самом начале описывает, как один чувак, которого потом канонизировали, бегал по улицам города и кричал, что этот город по колено в крови. Оказалось, что много лет назад здесь действительно текли реки крови. И, конечно, современная медицина квалифицировала бы его видение как галлюцинацию, а его состояние – как острый психоз. И что? А один исихаст, Симеон Новый Богослов его звали, во время тонкого сна видел, как на него нападают демоны, а потом сноп света из иконы Богородицы его от демонов спас. А Василий Блаженный как-то швырялся в икону – в образ Божьей Матери на Варваринских воротах – камнями. Конечно, на него накинулись паломники, стали его мутузить, но один из камней успел отбить кусочек краски с иконы, и все увидели, что это палимпсест, и под верхним слоем нарисована «дьявольская харя».

– Ну, у меня никакого такого опыта не было, и все, кто его имеет, мне кажутся не вполне психически здоровыми. Этот Василий Блаженный был юродивым, насколько я помню.

– Покажи же мне хоть одного абсолютно психически здорового человека. Все же относительно. И к тому же культурно и социально обусловлено. На Руси юродивых почитали, прислушивались к ним. Хотя, вот видишь, не без эксцессов. И да, в некоторых обществах социально приемлемыми формами поведения считаются такие, которые у нас описаны в учебниках по психиатрии. Я, например, лично знаю шизофреника, который уверен, что все люди, с которыми он разговаривает, потом защищают докторскую. Таково его волшебное свойство, благотворное воздействие. А у Юнга в одной из книг описано целое племя, которое полагало, что только благодаря ежедневным ритуалам его мужской части солнце исправно всходит и заходит. Индейцы пуэбло. Но ставить всем им диагноз немного опрометчиво.

– Слушай, и что это доказывает? Что отсталые всякие народы похожи на психов?

– В основном это доказывает, что понятие нормы условно. Но не только это. Я думаю, что у нас в сознании могут вдруг включаться какие-то спящие, никем вокруг не одобряемые паттерны, просто потому, что они там есть.

– А вот щас не понял. Ты уверена, что ты балерина?

– Вообще-то я соврала, прости. Не знаю почему. Но я могла бы ей быть. В детстве я занималась хореографией, и к нам приезжала комиссия из Петербурга, меня даже отобрали, чтобы я с ними ехала. Но мама меня не отдала. Иногда я представляю, как бы сложилась моя жизнь, если бы я была балериной.

– Жалеешь, что не стала?

– Нет. Просто представляю.

– А кем стала?

– Будешь смеяться, но я работаю в психиатрической клинике.

– Да, смешно-смешно, – сказал Саша кисло. Я осознала, что мы уже оба давно сползли на пол и перешли на «ты». – Это твоя работа тебя располагает ко всякой мистике.

– Ты считаешь? – Я достала из кармана мятную пастилку, засунула себе в рот сразу две и предложила ему. Саша угостился одной, как взял бы сигарету. Тем же движением. Если он курит, то, наверное, ему уже и от этого тяжко. – Ты куришь? – спросила я.

– Не-а, – сказал он самодовольно, – уже полгода как бросил.

– Молодец, – одобрила я. – Интересно, когда мы отсюда вытащимся?

– Помолись об этом.

_____

Я это сказал с издевкой. Вообще весь наш разговор у меня оставил неприятный осадок, мне хотелось одновременно продолжить его и чтобы его никогда не было. Полина мне очень нравилась. С каждой минутой все больше. От нее как будто шел свет и покой. Я позавидовал психам в клинике, где она работает. Интересно, сколько ей лет? На вид лет двадцать, а то и меньше. Но ведь работает уже, а не учится. Она сидела так близко, и мне невыносимо захотелось ее поцеловать. Но тут она не слишком громко, но отчетливо начала… молиться. Она не шутила, нет. А мне сделалось как-то, что ли, не по себе. Не люблю я все-таки вот это вот все. Я расстроилься.

Она сказала: «Господи, прошу Тебя, сделай, пожалуйста, так, чтобы лифт доехал до одиннадцатого этажа и открылся». – Она помолчала, потом посмотрела на меня: «Тебе же на одиннадцатый?» Я кивнул. «Ну вот».

_____

Когда Полина начала молиться, я вдруг поняла, что не то чтобы она обращается ко мне, нет, но я, как незримо витающий над ней дух всевидящего автора, могу не только наблюдать, но и вмешаться. И я просто представила, что лифт проснулся и как ни в чем не бывало двинулся вверх.

Саша с Полиной охнули и переглянулись. Я продолжала представлять, как лифт едет, как он проезжает шестой, седьмой, восьмой, девятый этажи, как его пассажиры поднимаются на немного затекшие ноги, как Саша только сейчас снова вспоминает, что ему хочется в туалет, десятый, одиннадцатый. Лифт останавливается, я открываю двери. Они оба, слегка обалдевшие, по очереди выходят.

– Вот тут вот я живу, – говорит Саша. – Могу пригласить в гости. Правда, у меня, наверное, там некоторый кавардак.

– Спасибо, – улыбается Полина, – мне надо бежать на пятнадцатый этаж, у меня срочное просроченное задание. Рада была познакомиться.